— Пойдем лучше сначала поговорим с мамой, — предложил Адерин. — Она наверху.

Пока они поднимались по винтовой лестнице, слышался чистый прекрасный тенор Гверана, поющего о воинской славе.

В комнатах барда царила приятная прохлада и покой. Один ставень был открыт, пропуская серый вечерний свет. Лисса сидела у окна с рукоделием на коленях. Она улыбнулась, приветствуя их, но Невин видел, что она чем-то обеспокоена. «Из-за Таника», — решил он. Те несколько минут, пока они праздно болтали, Невин с жадностью изучал ее, любуясь не прекрасным телом, но светлой душой, и тосковал по ее обществу, которое положило бы конец его одиночеству.

— Ну что ж, — сказала наконец Лисса. — Я думаю, что вы проделали весь путь не для того, чтобы поболтать о дожде.

— Я пришел поговорить об Адерине, — ответил Невин. — У вашего мальчика настоящий дар травничества. Я надеюсь, что вы с мужем разрешите ему стать моим учеником.

— Я хочу научиться всему, мама, — вмешался Адерин.

— Помолчи. Мы с папой должны обсудить это. Невин, я так понимаю, что он должен будет путешествовать с вами. Я не уверена, что смогу отпустить его.

— Ну мама! — захныкал Адерин.

— Если ты не можешь сидеть тихо, то выйди, — сказала Лисса. — Иди послушай пока, как поет твой отец.

Жалобно ноя, Адерин все же покинул комнату и громко хлопнул за собой дверью. Лисса задумчиво смотрела на Невина.

— Я уже потеряла одного ребенка.

— Я знаю. Но он все равно когда-нибудь оставит вас, чтобы учиться, даже если он решит стать бардом, как его отец. Вы сомневаетесь в том, что я буду хорошо заботиться о нем?

Лисса размышляла. Взгляды их встретились, и снова появилось ощущение, что они были знакомы когда-то прежде.

— Конечно, мне неспокойно, — проговорила она медленно. — Увижу ли я снова моего мальчика?

— Несомненно. Мы будем навещать вас.

— Я надеюсь, это будет хоть слабым, но утешением. Вы единственный человек, которому мне хочется рассказать о себе. Когда Адерин родился, я испытывала к нему очень странное чувство. Почему-то уже тогда я знала, что он оставит меня. Такова будет необходимость, уготованная ему Судьбой. Конечно, это были мои первые роды, и я была такой уставшей и больной, что не удивлялась уже ничему. Акушерка приложила сына к груди, и Аддо посмотрел на меня… его глаза все видели. Обычно дети прижимаются к груди, словно щенята, с закрытыми сонными глазками, ну а Адерин смотрел. Я знала, что ему ведомо таинство его появления на свет. И я подумала тогда, что он отмечен Судьбой. Вы думаете, я безумна?

— Нет. Я не сомневаюсь в том, что это очевидная истина.

Лисса вздохнула и выглянула в окно. Не переставая, шел тихий дождь.

— Травы? — спросила она наконец. — Вы только этому будете учить его?

— Не только. У нас большие планы. Скажите, что вы думаете о двеомере? Сказка, которая годится только для баллад Гверана? Или нечто более значительное?

— Нечто более значительное. — Лисса улыбнулась, сознательно повторив его слова. — Так я думаю. Если двеомер существует, то мне нельзя вставать между сыном и его Судьбой.

— Даже если вы попытаетесь, это будет суровым испытанием… для вас всех.

Кивнув, Лисса продолжала смотреть на дождь.

— Вы подождете до весны? — спросила она, в ее голосе послышалась дрожь. — Он ведь еще совсем малыш.

— Конечно, я подожду. Следующим летом мы не уедем далеко. Вы увидитесь с ним осенью.

Слезы текли по ее щекам. Невину хотелось опуститься перед ней на колени, назвать ее Бранвен и умолять о том, чтобы она простила его. Он решил, что мог бы остаться в Блайсбире, никогда не забирать от нее сына и никогда не покидать ее. Но пророческое предостережение пронзило его, словно молния. У нее ведь своя судьба, и он ничего нее мог с этим поделать.

«Что будет, если ты останешься? — сказал он сам себе. — Ты возненавидишь Гверана за то, что она снова принадлежит не тебе».

— Наверное, мне лучше уйти? — спросил он.

— Да, пожалуйста. Благодарю вас.

Невин спускался вниз по лестнице и задержался у двери, чтобы заглянуть в большой зал.

Недалеко от камина для слуг Адерин развлекался с одним из пажей. Гверан пел балладу времен Рассвета, в которой рассказывалась история о госпоже Мэйве и лорде Беноике, об их любви, попирающей супружескую верность.

Невин вновь ощутил пророческое предостережение и разыскал глазами Таника. Тот сидел среди бойцов и наблюдал за бардом с наглой непроницаемой ухмылкой. Время от времени Гверан бросал на него взгляды, улыбаясь сам себе.

«Боги, — думал Невин. — Слишком поздно. Гверан все знает». Декламируя куплет за куплетом, Гверан подошел к кульминационному моменту: Беноик лежит мертвый у ног оскорбленного мужа. В этот миг Таник встал и решительным шагом покинул зал.

Вздохнув, Гверан отложил арфу и вытер вспотевшее лицо рукавом. Он слез со стола, взял кружку эля у поджидавшего пажа и направился к Невину.

— Мне надо немного отдохнуть, — сказал Гверан, — здесь очень дымно, а это действует на голос.

— Вы прекрасно поете, хотя я, признаться, несколько удивлен вашим выбором баллад.

Гверан удивленно поднял одну бровь.

— Весть о печальном конце лорда Беноика достигла кое-чьих ушей, и, несомненно, задела за живое нечестивца, — проговорил Невин.

— Чего бы мне хотелось — это вовсе эти уши ему отрезать… если вы говорите о человеке, которого и я имею в виду.

— Надо очень хорошо владеть мечом, чтобы сразить летящего ястреба, мой друг.

— Так же думают и все остальные? — Голос Гверана стал холодным и бесстрастным. — Вы полагаете, я буду пресмыкаться в страхе перед этим мерзавцем, потому что он умеет махать мечом, а я не обучен? Я уверяю вас, что скорее умру, чем прослыву трусом.

— Я только молюсь о том, чтобы ваши слова остались словами.

Гверан пожал плечами и глотнул эля.

— Послушайте, — сказал Невин, — если вы намекнете лорду Мароику о том, что Таник увивается за вашей женой, лорд выгонит его. Мароик защитит доброе имя барда, и это будет справедливо.

— Верно, но это лишь опорочит имя Лиссы. Я заранее предвижу все сплетни и грязные взгляды. Что же я за мужчина, если не могу защитить честь своей жены?

— Мертвец никого не сможет защитить.

— Не волнуйтесь. Я не могу позволить себе умереть и оставить мою бедную Лиссу беззащитной вдовой. Я полагаю, этому орлу, или ястребу, как вы его называете, уже известно, что я готов отстаивать свои права. Может быть, это его образумит.

Это выглядело вполне логично, но Невин знал с холодной расчетливостью мастера двеомера, что Гверан обманывает его.