— Я поклялся, что Карен умрет, и именно так, в моей постели! Без этого моя победа не будет полной. И я должен уничтожить этих двоих, они мои враги!

— Тогда уничтожай! — ответил тот, и глаза его стали как два громадных костра. — Уничтожь немедленно, но не издевайся над ними. Потому что если их довести до края...

— То что?

— Думаю, они и сами не знают всех своих возможностей, всего своего могущества.

— Их могущество? — удивился Шайтис. — Они же слабаки. Они ничего не могут, и я это докажу.

Он отпустил волосы Карен, и она упала к его ногам. В своем сне Шайтис снова повернулся к пленникам, которые застыли, как изваяния, пока он беседовал с Темным.

— В свое время, — сказал он этим двоим, — эта сучка Карен предала своего единственного хозяина, то есть меня, и всех остальных Вамфири. Да, предала! Она чуть не погубила нас! И я поклялся в тот миг, что, когда придет время и удача к нам вернется, она узнает мою месть: я вопьюсь ей в сердце и высосу из нее всю кровь, до последней капли. А взамен наполню ее. Своей плотью. Двойной экстаз, хоть она того и не заслуживает. Так я поклялся, и да будет так!

Шайтис повернулся к своему вассалу:

— Доставь сюда мое ложе, покрытое черными шелковыми простынями, и не забудь тонкую золотую соломинку, что лежит на подушке.

Шесть сильных рабов внесли ложе; услужливый слуга с поклоном подал ему маленькую шелковую подушечку, на которой покоился тонкий полый золотой стержень; неровный свет факелов играл на золотом мундштуке. Шайтис расстегнул застежку, и одеяние упало к его ногам. Держа в руках золотую соломинку, он указал Карен на ложе и двинулся за ней следом. Снова хриплый рык вырвался из горла Обитателя, и он, удерживаемый рабами, угрожающе подался в сторону Шайтиса.

Лорд помедлил немного, потом улыбнулся, гордо вскинув голову, — ничего человеческого не было в этой улыбке, — и начал опускаться на ложе к Карен. Она как зачарованная покорно уставилась на него алыми глазами, мелко подрагивая всем телом; на лбу выступили бисеринки пота. Шайтис приподнял ее левую грудь, посмотрел внимательно на бледную кожу и вонзил между ребрами острую скошенную кромку соломинки, продвигая ее в глубь трепещущего тела.

Там, где золотая соломинка вонзалась в бледную кожу, вскоре проступила темно-красным кольцом кровь, и это вызвало сильное эротическое возбуждение у Шайтиса. Немного вытащив соломинку, он схватил Карен огромной рукой, как бы предлагая ее плоти раскрыться навстречу. И неожиданно почувствовал, что она противится его воле, и не только она. Он не ожидал встретить такое сильное противостояние. Темный в капюшоне тоже почувствовал это, и в мозгу Шайтиса вспыхнул его крик: “Я предупреждал тебя!” Но уже ничего нельзя было поделать, и сладкие фантазии дремлющего лорда обернулись натуральным ночным кошмаром.

Шайтис снова, уже в третий раз, услышал рычание Обитателя — это был прямо-таки звериный рык — и увидел его широко раскрытые глаза. В тот же миг Обитатель легко отшвырнул удерживавших его рабов и сорвал с лица золотую маску. Что бы ни ожидал под ней увидеть Шайтис, он ошибся. Оно не имело ничего общего с человеческим лицом. На Шайтиса смотрела, ощетинившись, волчья морда — но кроваво-красные глаза были глазами Вамфира! Злобная гримаса исказила оскаленную морду; с губ капала пена; угрожающе белели острые, как лезвия, зубы. В следующее мгновение зверь (он же Обитатель) повернулся к оторопевшему стражнику. Шайтис не успел от удивления закрыть рот, как щелкнули страшные челюсти и откусили по локоть руку раба.

И тогда началось безумие.

Стоящее на двух ногах существо постепенно полностью превратилось в злобного серого волка, его просторные одежды затрещали и лопнули по всем швам. И тогда стали видны его истинные размеры. Да, это был волк, но высотой с крупного мужчину! Рабы Шайтиса, увидев, что сделало чудовище с их товарищем, поспешно ретировались. Волк-гигант опустился на все четыре лапы, в один прыжок догнал одного из удиравших слуг и играючи перегрыз ему шею.

Лорд Вамфири, глядя на все это, слишком поздно осознал, что удача закончилась, тогда как грядущие неприятности, наоборот, только начинаются. Ну что ж, пусть тогда сбудется хоть одно из его заветных желаний. Стиснув шею Карен левой рукой, он взялся правой за соломинку, чтобы снова вонзить ее в сердце жертвы.

И тут же отдернул дрожащую руку. Карен тоже менялась на глазах, и это было что-то поистине омерзительное!

Это выглядело так, словно золотая трубка была отравленной, и этот яд на глазах Шайтиса превращал ее в отвратительную старческую плоть. Холеные руки превратились в тощие палки со вздувшимися венами, золотые браслеты легко скатились с них и упали на пол; прекрасные алые глаза глубоко запали и приобрели болезненно-желтый оттенок, а ресницы потеряли блеск; кожа на всем теле съежилась, как апельсиновая кожура, и отвратительно обвисла.

— Нет! — каркнул он хриплым голосом, глядя на отвратительную старческую ухмылку, растянувшую ее бескровные губы, так что стали видны гнилые зубы и изъязвленный вздувшийся раздвоенный язык. — Не может быть!

Продолжая мерзко ухмыляться, она протянула руку к стремительно опадавшему органу Шайтиса и сказала:

— Повелитель, я пылаю от страсти!

Лицо Шайтиса исказилось от ярости, и он с маху хлопнул ладонью по золотому мундштуку, загнав трубку прямо в сердце. Из трубки хлынула зловонная гнойная жижа, забрызгав его съежившуюся плоть! Он, шатаясь, вскочил на ноги, нечленораздельно вопя, повернулся к рабам, указывая пальцем на плавающее в зловонной луже и разлагающееся на глазах тело, и хрипел:

— Уничтожьте эту мерзость! уберите ее отсюда, вышвырните на помойку!

Но его, похоже, никто не слушал. Рабы Шайтиса и остальные слуги в панике разбегались, как цыплята, от обернувшегося волком Обитателя; что же касается его отца... Шайтис просто не мог поверить глазам.

Двое здоровенных учеников-Вамфири, которые только что легко удерживали этого тщедушного человечка, были буквально разодраны на куски обугленной плоти, валявшейся в луже кровавой слизи, залившей плитки пола. Маг, сотворивший все это (в могуществе его магии сомневаться не приходилось), стоя у окна, вперил взгляд в ночное небо и простирающуюся вдаль равнину в руинах, и этот взгляд был разрушительным: все рушилось и обращалось в руины там, где он задерживался; бесчисленные Вамфири, заполнившие небо, внезапно вспыхивали и огненным дождем валились на древние руины их предков.

Шайтис внезапно обнаружил, что он уже одет, и в ярости от крушения своих планов схватился за боевую рукавицу. Он знал, что должен сделать — кто еще, кроме него, способен помериться с ними силой?

И, в соответствии с древней традицией Вамфири, продев руку в боевую рукавицу, ринулся на врагов в смертоносном рывке. Им не уйти! Они всего лишь плоть и кровь, как белые медведицы в Ледниках, а плоть — он знал это — не устоит перед его мощью. Перед искусным воином не устоит даже плоть вампира.

Но тут его самонадеянные лихорадочные мысли прервал короткий возглас Темного: “Глупец!” Шайтис не услышал его.