– Я никого не убивал! – закричал он.

– Возможно, Глеб бы и убил жадного Ники, который хотел заработать везде, но не успел. Это сделали вы, Айгуль, – виновато сказал Янис, словно он был тоже к этому причастен.

Вздох ужаса пронесся по залу, но красивая девушка с азиатскими чертами лица не дрогнула ни одним мускулом.

– Помните, мы говорили о том, что Ники собрался расстаться с Норой, объявив ей, что полюбил другую? Так вот, это была не Злата. Его мимолетное увлечение девушкой закончилось уже давно, полгода назад. Да если честно, они бы могли оба об этом забыть, если бы Злату не замучило уязвленное самолюбие. Она стала пытаться вернуть Николая, старалась вызвать ревность ненужной никому свадьбой. Девушка не понимала, что Ники плевать на нее, у него новая и, возможно, первая в жизни любовь. Да, Айгуль, он любил тебя так сильно, что готов был на все. Он не рассказал тебе про связь со Златой, потому что для него она не значила ничего. Именно с тобой он поделился планом про бриллиант, и ты поддержала Ники в этом. Именно ты задушила голубей, а потом устроила подобие истерики. Меня еще тогда поразило, как громко ты кричала и даже не выскочила из зала, а стояла и дожидалась, пока тебя найдут. Да и в доме, кроме тебя, Ники, Златы и Федора, никого не было, чужих мы тоже не встретили, потому как долго выгружали гостинцы, купленные Валентиной.

Лев схватил Петра и направился на выход, полицейские не стали его останавливать. Его действия были полны решимости. Но Янису показалось, что не Петю он хотел оградить от подробностей, а себя. Догадываясь и пряча голову в песок, большой и немного неуклюжий папа боялся услышать подробности.

– Но в этот вечер здесь правил его величество случай, – продолжил Янис, как только Лев и Петя скрылись. – В комнате, куда пошел Ники отвлекать Злату и Федора, который обязательно должен был заглянуть в спальню к невесте, произошел казус. В порыве вновь вернуть, как ей казалось, любимого Злата поцеловала Ники. И он бы оттолкнул ее уже через секунду, но именно в этот момент зашел Федор. Позже он поделился горем с другом Артемом, а тот перед праздником, чтобы расположить красивую девушку, рассказал это тебе, Айгуль. С этого момента ты все рассматриваешь с другого ракурса, все тебе кажется подозрительным, а Ники, ты считаешь, использует тебя только для того, чтобы украсть бриллиант. Следующее, что ты увидела, – разговор Ники со Златой. Тебе казалось, что они милуются, но Злата говорит, что он тогда крепко ее обидел и послал. А улыбался мило, чтобы не заподозрили неладное со стороны. Теперь ты почти веришь в подлую измену любимого, но все же решаешь уточнить у соперницы. Возле того самого кабинета, где ты позже возьмешь арбалет, ты останавливаешь Злату и начинаешь ее успокаивать, мол, ничего страшного и свадьба обязательно будет, на что та говорит тебе в ответ ужасные, на твой взгляд, вещи. Что свадьбы не будет, что вообще Злата любит другого человека и обязательно будет с ним вместе. Но все же последней каплей было что-то другое. Скажи, что он тебе сказал? – спросил ее Янис вкрадчиво. Было видно, как ему жалко ее.

– Я вошла в кабинет после разговора со Златой просто отдышаться, – начала говорить девушка ледяным тоном. – На самом деле это я должна была сделать так, чтобы все вышли из зала в сад. План был такой: словно я кого-то испугалась, после утренних голубей никто бы не удивился, и все бы решили, что кто-то чужой повадился в дом. Но все произошло само собой, и я понимала, что именно сейчас он отправляет бриллиант, и после этого я ему стану не нужна. Было больно и обидно. Дед в детстве меня воспитывал как мальчишку, пока у него не родились внуки, поэтому я умею стрелять из всего, что стреляет, и ездить на всем, что ездит. Я сняла со стены первый попавшийся арбалет и пошла в зал. Хотелось напугать его, спросить почему. Ники стоял у окна, уже отпустив голубя. Когда я вошла, он испуганно обернулся и сказал: «А, это ты, я думал, что Злата». Сейчас я понимаю, что говорил он это с облегчением, но тогда мне хватило этих слов, чтобы выстрелить. Потом я бросила арбалет, вытерев отпечатки пальцев, и поднялась в комнату к сыну и отцу. Папа знал про нашу связь и очень переживал по этому поводу, постоянно умоляя меня порвать с ним, предрекая беду. Поэтому, когда я сказала ему подтвердить, что была все время с ним, он все понял.

В зале стояла тишина. Было слышно, как бьется о стекло муха, словно пытаясь сбежать из этого кошмара.

* * *

Полиция уехала, забрав с собой Айгуль. Петю Злата и Артем повели гулять, чтобы он не слышал завывания своего деда. Тот заперся в комнате и рычал от бессилия, словно раненый медведь в берлоге.

Павел Петрович отказался писать заявление на своего племянника, за что Нора была ему очень благодарна. Забрав у отпрыска ключи от банковских ячеек, она вручила их брату, постоянно благодаря, – казалось, еще немного, и она кинется к нему в ноги. Глеб же стух и весь его явный блеск исчез. Он прикрылся матерью, как прикрываются дети, и ждал, что она вновь решит все его проблемы.

– Я не могу это принять, – сказала Кира, протянув маску Платону.

Тот растерянно смотрел на нее.

– Кира, – подошла к ним Ольга Леонидовна, – раз у нас сегодня день откровений, то я тоже должна тебе кое-что сказать, – произнесла она уставшим голосом.

В зале вновь воцарилась тишина, и даже Нора перестала причитать, поняв, что кошмарный день не закончился.

– Платон не твой крестный, он твой отец, – сказала Ольга Леонидовна, и это слово как эхо разнеслось по залу. – Павел, конечно, вырастил тебя и, несомненно, навсегда останется тебе родным человеком, но я считаю, ты должна знать правду. У нас были отношения, но потом… потом произошло страшное. В лаборатории, где Павел с Платоном проводили эксперимент, случился взрыв, и погиб Родион, их третий друг. Платона как единственного уцелевшего обвинили в порче государственного имущества. Я слабая, доченька, не осуждай меня, я боялась остаться с ребенком одна. Было страшное, голодное время, родителей у меня тогда уже не было в живых, а театр уволил, как только узнал про беременность. Для балерины это приговор. Павел мне предложил руку и сердце, и я согласилась. Мы с ним оба сделали вид, что ребенок наш общий, просто родился недоношенным. Стали жить счастливо. Да, не смотри на меня так, счастливо. Позже страна рухнула полностью, и Платона через год выпустили по УДО. Он нас простил – и меня, и Павла. Про тебя никогда не спрашивал, но все прекрасно понимал. Когда он попросил разрешения быть твоим крестным, мы с Павлом согласились. Каждый из нас понимал положение вещей, но каждый боялся произнести это вслух, нарушив тем самым тонкую грань нашей общей лжи. Хотя я и сейчас вру. Вся эта ложь, она моя в первую очередь.

Кира стояла между матерью и Платоном и не знала, как реагировать на это. В руках она по-прежнему держала маску.

– Все правильно, – сказал вдруг Павел, погладив жену по сгорбленной, видимо, от признаний, спине, – все правильно. Все наши беды от трусости. Вот знаешь, Платон, почему я продал Баута, камень, которым действительно дорожил? Да потому что боялся, что ты узнаешь о моем предательстве. Ведь я тогда вышел сухим из воды, – продолжал быстро говорить хозяин дома, будто боясь сбиться. – Да не просто сухим, а победителем. Но, как оказалось, нет. Ведь тогда, когда погиб Родька, у вас все получилось, ну, вернее, у нас, потому как я тоже был к этому открытию причастен. Но когда меня первым пустили в лабораторию посмотреть, я незаметно унес оттуда образец, который у вас получился, и бумаги к нему. Тебе сказал, что все сгорело, а сам продал это изобретение за огромные деньги.