Вот такие вопросы не давали мне покоя, а за ними тянулись все новые и новые. И вскоре я понял, что не способен ответить ни на один из них. Тогда я решился задать их мистеру Холмсу – понятное дело, ex tacito[85]. Прежде чем ответить, он долго дымил своей ярко разгоревшейся трубкой. Огонек трубки высветил его лицо, на котором я прочел заметную тревогу.

– Хари, меня ведь нельзя назвать нерациональным человеком, правда?

– Ну что вы, сэр. Напротив, я бы сказал, что я до сих пор не имел чести быть знакомым с человеком, который был столь же рационален и обладал столь же научным складом ума, как вы.

– Однако ни разум, ни наука не имеют никакого отношения к тому, что мне пришлось пережить прошлой ночью.

– Это как?

– Я просто знал. За миг до этого я собирался лечь спать и докуривал свою последнюю трубку, размышляя о нашей встрече с ламой Йонтеном, а в следующий миг я уже знал наверняка, что в летний дворец далай-ламы вот-вот проникнет опасный убийца.

– Что-то вроде предчувствия, сэр?

– Но мне было ясно как день, что все так и случится. Больше всего меня удивила та полнейшая уверенность, с которой я воспринял сие поразительное откровение. Однако с точки зрения логики это необъяснимо. Право, переживание было более чем необычное.

– Однако последующие события доказали, что вы были правы, мистер Холмс.

– Так-то оно так, но именно это и беспокоит меня больше всего.

– Но ведь это побудило вас переменить решение и все-таки встать на защиту далай-ламы?

– Что же делать, Хари, если гордость не позволяет мне оставлять после себя неразгаданные загадки. Казалось бы, пустяк, но он задел меня за живое. Эй! Послушайте-ка! Что это там?

Он вскочил с набитого зерном мешка, быстро пересек комнату и подошел к окну. Я тоже услышал вдали крики людей.

– Если слух меня не обманывает, Церинг собрал внушительную толпу. Дверца на фонаре закрыта?

– Да, мистер Холмс.

– Хорошо. Что ж, Хари, прежде чем мы отсюда уйдем, я хотел сказать вам вот что: я очень рад, что сегодня вечером вы рядом со мной. Когда задача не из легких, так важно чувствовать рядом плечо друга.

Слова мистера Холмса о его приязни и доверии ко мне тронули меня до глубины души.

На мгновение он крепко сжал мою руку в своей, однако тотчас же повернулся и вышел из комнаты. Я последовал за ним.

В главном зале трактира, где обычно подавался обед, никого не было, на кухне тоже. Все выскочили на улицу посмотреть, что там за шум, а шум тем временем становился все громче и грознее. Из темной закоптелой кухни мы выбрались через черный ход на улочку за китайским посольством. В ноздри ударил сильный запах верблюжьего навоза и мочи, напомнив, что мы рядом с караван-сараем. В восточном конце улочки, там, где она упиралась в улицу Седельников, мы увидели большую шумную вереницу тибетцев с горящими факелами. Они миновали нашу улочку и, выкрикивая угрозы и оскорбления, направились прямо к китайскому посольству. Мы же с мистером Холмсом прижались к задней стене посольства и прятались в ее тени до тех пор, пока толпа не прошла мимо. Когда последний из тибетцев исчез из виду, мы украдкой проскользнули вдоль стены к другому концу улочки и огляделись. Агента не было. Мы затаились.

Демонстранты же, судя по доносящимся звукам, входили в раж. Толпа с вожделением выкрикивала проклятия и обличала бесчинства, которые творит собака-амбань. В любой момент толпа была готова окончательно разбушеваться и пустить в ход горящие факелы и прочее оружие, но я все же надеялся, что Церингу удастся ее удержать. Вдруг мистер Холмс застыл.

– Ни звука, – прошептал он. – За углом кто-то есть. Возможно, это за нами.

Клянусь жизнью, сам я не разглядел во мраке ровным счетом ничего, однако, как я уже замечал, мистер Холмс обладал совершенно выдающейся способностью видеть в темноте. Он мягко и безмолвно двинулся вперед, я на цыпочках последовал за ним. И тут раздался чей-то тревожный шепот, который буквально пригвоздил нас к месту.

– Сюда, за мной. – Из тени, отбрасываемой стеной, выступила темная фигура человека. Он поманил нас к себе.

Когда мы приблизились к нему, я заметил в стене посольства низкую дверцу. Она была открыта. Подле нее стоял человечек в темно-синем хлопчатом костюме китайского покроя и в черной шапочке. Он нервно осматривался, словно испуганный заяц, а его выступающие вперед зубы только подчеркивали сходство.

– Вы от ламы Йонтена? – хрипло шепнул он.

– Да.

– Тогда за мной, скорее. Я должен закрыть дверь, пока никто не заметил, что она открыта.

Мы ступили на большой двор, заполненный обтянутыми кожей сундуками, в каких из Китая в Тибет привозили плиточный чай. Должно быть, амбань считал свое жалованье слишком скудным и приторговывал плиточным чаем, который в Тибете почитался за особое лакомство. Во дворе было несколько домов, а за ними виднелось двухэтажное главное здание посольства. На крыше этого здания и на его фасадной стене мы увидели темные силуэты вооруженных солдат. Наш тщедушный провожатый спрятался за грудой сундуков и подал нам сигнал, чтобы мы последовали его примеру.

– А теперь слушайте. У меня совсем нет времени. Все солдаты амбаня сейчас у передней стены, их задача не дать толпе вломиться в ворота. Остальные перебрались в главное здание посольства, там безопаснее.

– А где комнаты особо важного гостя амбаня? Того, что прибыл неделю назад?

– Милостивая Гуань-Инь! – взволнованно шепнул человечек. – Держитесь от него подальше.

– И все-таки, где они? – настойчиво повторил Шерлок Холмс, крепко ухватив человечка за плечи.

– Вот в том большом доме… слева… в доме, который ближе всех к стене. Но мне пора, другие слуги могут заметить мое отсутствие.

– Вы очень нам помогли, – сказал Холмс, отпуская нашего пугливого провожатого.

– Будьте осторожны и не приближайтесь к нему, – прохрипел он, прежде чем стремительно пересечь двор и исчезнуть в тени одного из домов.

Признаться, меня напугали его зловещие предостережения и страх, которого он даже не пытался скрыть. Однако мистера Холмса все эти ужасы, похоже, отнюдь не вывели из равновесия. Безмолвно, но решительно направился он к дому, где находились комнаты Нечистого. Я последовал за ним. В доме, судя по всему, никого не было: ни в одном из окон не горел свет, изнутри не доносилось ни звука. Как только мы подобрались к дому, мистер Холмс попытался открыть окно. Воспользовавшись позаимствованным у Кинтупа складным ножом и кусочком проволоки, он быстро отодвинул защелку и открыл раму. Холмс проделывал все эти операции с такой сноровкой, что, будь это другой человек, он не смог бы избежать самых черных подозрений с моей стороны. Оказавшись в комнате, он завесил окно тяжелой шерстяной шторой.