По лицу Ларисы можно было понять, что все эти попытки запутать следы здорово влияют на ее нервную систему и что она уже не сомневается, что за нами гонятся полчища вооруженных бандитов, но продолжает стойко держаться. Предполагаю, что она даже книжки про опасные приключения не любит читать, предпочитая им любовные романы.

А я, предпринимая эти меры предосторожности, понимал, что они бесполезны и годятся лишь для самоуспокоения.

Дача Ларисы находится в окружении ей подобных стандартных небольших дачек, какие строили в начале семидесятых годов. Это одноэтажный домишко с открытой деревянной верандой с облупившейся краской и с высоким цоколем. От дачи метров сто до Днепра, и я не удержался, бросил вещи у забора, помчался к воде. Несмотря на мороз, лед на реке находился только у берега, а дальше темнела вода. Видно, в этом месте глубоко и довольно быстрое течение.

Я вздохнул. Летом бы здесь пожить-порыбачить! Впрочем, я не отказался бы и от зимней рыбалки, хоть никогда на ней не был, но не судьба.

Что ожидает меня здесь? Холод, насморк, прозябание сутками за закрытыми ставнями. Прятаться и ждать. Сколько и чего ждать, я не знаю. Ясно одно: порвав с прошлым, я не имею никаких видов на будущее, скрытое за призрачной дымкой.

Надо наконец позвонить Ане и выяснить, как обстоят дела, но не могу себя заставить сделать это. Она ниточка, связывающая меня с прошлым, от которого я хочу скрыться.

— Лариса, не подскажешь, поблизости таксофон есть?

— Здесь кругом дачи. Ближайшие таксофоны возле автобусной остановки, как идти к метро. Тебе надо срочно кому-то позвонить?

Я заметил, что она напряглась: понимает, кому я хочу позвонить.

— Нет. Время терпит. Просто хочу знать, где единственная связь с внешним миром. Кстати, как мы будем общаться с тобой, если не по телефону?

— Я думала приезжать к тебе после работы.

— В таком случае не следовало мне сюда перебираться. Какая разница, нахожусь я у тебя дома или ты будешь вечерами ездить сюда? Если наши подозрения верны, то бандиты обязательно за тобой проследят, а место здесь очень для них удобное, никаких свидетелей. То, что им нужно!

— Не волнуйся, я буду очень осторожна. Через два дня я приеду после работы, привезу продукты. Может, то были и не бандиты и я зря испугалась?

— Все может быть. Продукты мне будут нужны, поэтому приезжай в будний день днем, так будет безопасней. Не думаю, чтобы они торчали сутками возле твоей работы. А вот к окончанию рабочего дня могут подъехать и проследить за тобой.

— Хорошо, я буду отпрашиваться, — согласилась Лариса.

Мы стояли на веранде, но Лариса не спешила отпирать дверь.

— Открывай, мы долго будем тут стоять? — поторопил я ее.

— Хорошо, — неизвестно с чем согласилась Лариса.

Вдруг она стала на скамейку, потом на перила, а с них ловко, как альпинист, взобралась на балкончик, находящийся метрах в двух с половиной от земли. Это произошло очень быстро, а значит, было для нее делом привычным.

— Что ты делаешь? — поразился я. — Если необходимо туда забраться, почему ты не поручила сделать это мне?

— Лучше я сама, — запыхавшись, сказала она с балкончика. — Балконные двери я открываю ключом, а входная дверь закрыта на засов изнутри. Небольшая хитрость против грабителей. Вначале меняла сломанные замки, но так надежнее, — пояснила Лариса и скрылась внутри. Через несколько минут она открыла входную дверь и впустила меня.

— Неужели срабатывает? — удивился я.

Я оказался в кухне с дровяной печью и газовой плитой.

— Все ценное было украдено до того, как я придумала эту хитрость. Если бы ты попал сюда несколько лет тому назад, когда моя мамочка была здорова, ты бы увидел, как здесь все ухоженно. У нас росли самые красивые розы, все соседи приходили полюбоваться и просили черенки. В саду росли вкусные яблоки, груши… — у Ларисы в глазах заблестели слезы. — А теперь все запущенно по моей вине.

— Все в этом мире преходяще, как и мы с тобой. Неизвестно, сколько нам отведено времени, так что печалиться о розах, грушах и украденной калитке не стоит.

— Я вспомнила свою мамочку, она была такая красивая! Ты дома видел ее портрет? Его нарисовал карандашом один ее поклонник, но в жизни она была во много раз лучше. Отец был ревнив и не любил этот портрет. Мама рассказала, что после войны, ей было только шестнадцать лет, она попала на экскурсию в пещеры Печерской лавры. Там было темно, все шли со свечками.

— Сейчас там тоже ходят со свечками, — вставил я.

— Она шла в самом конце группы, — продолжила Лариса. — Задержалась, что-то рассматривая, и тут неожиданно из бокового прохода появился монах. Схватив ее за руку, стал тянуть в темноту. Она испугалась, а кричать не может, словно парализовало горло. С неимоверными усилиями она прохрипела что-то нечленораздельное. В этой группе был мальчик, которому мама нравилась. Увидев, что она отстала, он забеспокоился и пошел ей навстречу. Видит, мама что-то силится сказать и не может, а монах, заметив мальчика, скрылся. Вот такая история с ней приключилась.

— Твоей маме очень повезло, — сказал я, скрывая усмешку. — Я знал женщину, а та знала другую, а та третью, так вот с четвертой женщиной приключилась точно такая же история и ее затянули в келью, где она прожила два года с монахом. Только когда монастырь ликвидировали, она получила свободу. После этого она не могла говорить, выходила гулять на улицу лишь в ночное время и когда не светит луна.

— Какой ужас! — прошептала Лариса. — Как моей мамочке повезло!

— Очень повезло! — подтвердил я, хотя всю эту историю только что выдумал. Почему люди с темнотой и подземельями связывают только жуткие истории, адреналинящие кровь?

— Саша, если будешь спускаться в подвал, будь очень осторожен. Один человек обещал мне поменять выключатель, старый снял, а новый так и не поставил. Там торчат оголенные провода под напряжением. Смотри, случайно за них не схватись.

— Мне в подвале делать нечего. Если привезешь новый выключатель, я сам его поставлю.

— Не надо, Саша. Потом приглашу электрика, он все сделает. Мне посоветовали поменять проводку.

— Как хочешь.

Лариса пробыла со мной до утра и поехала сразу на работу. Когда остался один и ощутил еле заметное движение времени, тоскливость ожидания и постоянный страх, что меня здесь обнаружат, я полностью отдался написанию дневника с того дня, как произошел перелом в моей жизни. Это меня отвлекало и немного скрашивало одиночество.

Здесь страх идет за мной по пятам, напоминая о себе даже в дневное время. Боюсь, что меня заметят изредка наезжающие на свои участки соседи и, приняв за вора, вызовут милицию. Боюсь, что бандитам уже известно место моего пребывания и они ждут удобного момента, чтобы схватить меня. Боюсь ночной темноты с ее непонятными звуками, самопроизвольным скрипом половиц, качающимися ветвями за окном, странными снами. Сны снятся ужасные и мгновенно испаряются из сознания, как только проснусь, оставляя тяжелый осадок.