Пол улыбнулся — сладкий грех, как же я люблю его улыбку! — и поцеловал меня в лоб.

— Пойдем, детка. Пора ехать домой.

И мы бы просто ушли, оставив гамадриаду зализывать раны. Но стоило нам повернуться к ней спиной, как что-то обвилось вокруг моей шеи и сжало мертвой хваткой.

Я схватилась за горло, но пальцы не могли найти опору. Лоза, которая меня держала, подобно живой удавке, была скользкой, поскольку вылезла из мокрой почвы. Кольца сжимались все сильнее, и я упала на колени. Нечем дышать! Кольца терзали мое горло, и перед глазами расцвели черные цветы — больше я уже почти ничего не видела.

Еще одно сжатие — и вдруг лоза пропала.

Задыхаясь, кашляя, я хватала ртом сладкий-сладкий воздух, болезненно морщась, потому что он обжигал горло. Когда наконец я подняла голову, оказалось, что Пол стоит над телом гамадриады, сжимая в дрожащих руках топор. Сверкающее лезвие было заляпано белыми сгустками и землей. Возле его ног растекалась лужа белого цвета, и густая жидкость медленно просачивалась в почву.

Голова нимфы нашла покой у подножия гигантского дуба. И разрази меня ад, но на ее губах застыла умиротворенная улыбка!

Мы с Полом смотрели друг на друга, а между нами на земле лежала мертвая гамадриада. В наступившей тишине ее тело говорило красноречивей, чем слова. Пол тяжело дышал; на его лице я видела злость и отчаяние.

— Спасибо, — едва сумела выдавить я.

Пол хмуро кивнул. Взглянув еще раз на топор, бросил его на землю. Вытер руки о джинсы и подошел ко мне. Белая жидкость забрызгала его порванную футболку, растеклась по лицу. Он был грязным, весь в крови. Мне захотелось немедленно осыпать его поцелуями. Но вместо того я крепко стиснула его руку, когда он помог мне встать. Вот что мне было нужно в эту минуту — просто держать его руку. Пусть ощутит, что мы снова в безопасности.

Он был странно напряжен и молчалив.

— Пол? — О черт, как трудно говорить. — Любимый, ты не виноват.

— Знаю. — Его скрипучий голос резал слух, как наждак. — Никогда, — он глубоко вздохнул, и я сильнее сжала его руку, — никогда я не убивал подобных тварей. И таким образом.

— Мне очень жаль.

Вздохнув, он обнял меня и зарылся подбородком в мои волосы.

— И ты тоже не виновата. Но… гляди!

Я замерла:

— Что такое?

— Дуб. Он меняет цвет.

Все еще в кольце его рук, я взглянула на дерево-великана. Его верхние ветви пожелтели и казались какими-то… поникшими.

— Хм. Должно быть, солнце осветило макушку.

— Мне так не кажется.

Кора начала отслаиваться, ее куски валились на землю. Раздался громкий резкий звук, словно выстрел, и две огромные ветви треснули. Они подмяли под себя множество других ветвей и веточек, которые желтели прямо на глазах. Снова треск, и я с ужасом увидела, как от основания расходится черная трещина, разбивая надвое один из побочных стволов. Тяжелый стон. Я ахнула — огромное дерево угрожающе накренилось в нашу сторону.

— Черт!

Схватив меня за руку, Пол бросился бежать. Я бежала на заплетающихся ногах, едва поспевая в ногу с ним.

Душераздирающий грохот летел нам вдогонку, словно дракон изрыгал собственные внутренности. Пол толкнул меня, и я полетела вперед, больно ударившись о землю. Пол приземлился прямо на меня.

Бумм! Достаточно, чтобы потрясти основы сущего. А потом пошел дождь из коры.

Мое лицо снова тонуло в грязи. «Снова! — кричал мой разум. — Снова!» Клянусь адом, мне никогда, ни в этой жизни, ни после, не захочется еще раз испытать вкус земли на собственном языке. Почва под нами дрожала, сотрясаемая предсмертной агонией дерева. Когда грохот падения замер, выродившись в слабое эхо, я все еще не решалась встать, чувствуя, как подо мной гниют и рассыпаются в прах листья.

Наконец очень не скоро после того, как все в лесу затихло, мы поднялись на ноги — Пол и я. В грязи, с кровоточащими ранами, засыпанные корой. Там и сям к одежде и волосам прилипли куски застывшей растительной сукровицы.

— Да, — сказала я. — Лесоповал!

Пол разразился хохотом. Громкий, раскатистый и очень здоровый смех. Схватив меня в объятия, он сказал:

— Но тебе нужно учиться вовремя уносить ноги.

— Не спорю.

А потом Пол меня поцеловал, и я растворилась в его объятиях. Мы стояли, обнявшись, целую вечность, прежде чем он медленно отодвинулся.

— Джесс?

— Да?

— Она сказала, что ты ее ранила. Она ведь соврала, так?

— Аа… Хм, вероятно. То есть нет… Когда она замахнулась топором, я мысленно отразила ее удар, и он пришелся по ней… Кажется, так…

Он вскинул бровь.

— Она вроде бы напала на меня вчера вечером. В саду. И потом в душе.

— Ясно. И ты мне не сказала… Почему?

Закусив губу, я раздумывала, что ответить. Но может, хватит? Нужно просто взять и сказать.

— Мне показалось, что я слышу голос, И я подумала, что, возможно, это просто результат недосыпания. Или галлюцинация. Не хотела тревожить тебя по пустякам.

— По пустякам?

— Согласись, это не совсем нормально, когда из-под земли выскакивают лианы-людоеды.

Пол покачал головой. Его губы были плотно сжаты, но глаза уже лучились смехом.

— Обещай мне, — сказал он, обнимая ладонью мой подбородок. — В следующий раз, когда тебе почудятся голоса, ты мне сразу скажешь.

Я робко улыбнулась:

— Мне просто хотелось устроить романтический уик-энд вдвоем, без всяких колдовских штучек.

— Кстати говоря, — взгляд Пола обежал мое лицо. — Ради Бога, откуда у тебя взялся топор? Ведь ты говорила, что утратила способности демона.

— Хм. Слухи об этом слегка преувеличены.

— Джесс…

— Я не знаю! Правда! Когда я получила душу, все исчезло. Никакой магии, ничего. Разве что… Ну, иногда я вижу ауру.

— Ауру? — повторил он. Вляпалась.

— Только изредка. Да что от этого толку? За исключением того, что вчера поняла, что лично тебе ничего не угрожает.

Он воззрился на меня, а потом взглянул на свои кровоточащие, распухшие руки. Перевел недоверчивый взгляд на мое избитое тело.

— Ну, ты ведь не погиб, не так ли? Вот что главное. Видеть время от времени ауру — чепуха по сравнению с тем, чтобы сотворить топор или залечить ушибы. Это… Просто так случилось, и все.

Умоляю, верь мне!

— Залечить ушибы?

— Прошлым вечером, в душе, кажется. Пожалуйста. Я говорю правду.