книги получается в том случае, когда и картинки, и шрифт исполняет одно лицо. Таковы, например, книги Фаворского или художников «Мира искусства».

Надеюсь, что я подробно и добросовестно ответил тем читателям, которые интересовались, как делаются иллюстрации.

По поводу гротеска

В середине кровавого XX века, после смерти Сталина и развенчания его культа, общество постепенно стало приходить в себя, избавляться от тотального страха.

Началась реабилитация невинно репрессированных, оклеветанных граждан. Стали печататься ранее запрещённые произведения литературы. Появилась плеяда новых молодых поэтов-протестантов, но это продолжалось не так уж долго. Власть напугало новое движение к свободе. Гайки вновь стали закручивать.

Вновь протестанты перекочевали из залов на кухни. Гонения и преследования разоблачителей сталинского режима продолжались. Александр Солженицын, Варлам Шаламов, Василий Гроссман, Юз Алешковский, Андрей Синявский, Юлий Даниэль, певцы Александр Галич, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий — всё это запрещалось, всему протестному не давали хода. Вспомним Хрущёва и его манежный разнос живописи, «Бульдозерную выставку».

При Брежневе стало ещё хуже. Однако страха уже не было, джинн оказался выпущен из бутылки. Соц-арт, нонконформизм, концептуализм; Э. Булатов и Ю. Васильев, Комар и Меламед, И. Кабаков, Э. Неизвестный, Лианозовская группа и прочие. Вся культурная часть общества перешла к иронии, скепсису, насмешке, анекдоту, глумлению и прочим формам протеста. Союз доживал последние дни.

С той поры ирония стала обязательной компонентой любого произведения искусства. Серьёзно что-то утверждать стало как-то неприлично. Даже уважаемые классики русской литературы подверглись ревизии.

Этим особенно отличались театры. «Вишнёвый сад» на Таганке шёл уже с купюрами якобы «устаревшего» текста. Если некоторые места чеховского текста ещё не смели совсем опустить, то заменяли их мычанием или быстро и невнятно проговаривали.

После похорон Союза ССР, при Ельцине, цензуру в искусстве упразднили, но ирония, насмешки, эпатаж остались. В изобразительном исполнении началась эпоха гротеска.

Гротеск — это сознательное, волевое искажение форм действительности. Его применяют с целью и без цели.

Я уважаю нацеленный гротеск. Он мне понятен и приемлем, когда художник с его помощью выражает чувство скепсиса, иронии, шутливости, комизма и пр., вплоть до ненависти и глумления. Иногда гротеск используется просто из озорства или по профессиональной привычке так реагировать на любое явление.

Гротеском высшего порядка я считаю приём, содержащий не только остроумную метафору, но и особую художественную пластику, особый комический эффект, основанный на жизненном наблюдении, эффект жизненной правды.

Дружеский шарж Николая Устинова

Примером такого гротеска может служить творчество Оноре Домье. Он умел в своих карикатурах и шаржах подметить типичные черты характера персонажа. Его типы остросоциальны. Хотя мы порой не имеем иных изображений этих лиц, но всегда уверены, что они у него очень похожи и узнавались современниками с первого взгляда.

Одновременно с Домье работали и другие карикатуристы, которые использовали приём, на мой взгляд, лишённый художественности. Это — огромная голова и маленькое тельце. Чаще всего эта голова копировалась с дагерротипа или фотографии весьма натурально. Может быть, в те времена это имело комический эффект. Такой приём используется до сих пор.

Мне с подобной гиперболой трудно согласиться — мне не смешно. Это аттракцион низшего порядка — «комната смеха» на ярмарке.

Помимо смеха хороший юмористический рисунок должен вызывать и положительное эстетическое переживание.

В последнее время на выставках книжного искусства преобладают работы, созданные в тоне иронии, которая выражается средствами гротескного преувеличения, искажения и всяческой странности. Некоторые образцы граничат уже с сумасшествием.

Причём часто литературный текст не даёт для этого повода. Кажется, что художник озабочен не иллюстрированием данного текста, а скорее показом своей личной оригинальности. Когда таких единицы, это ценится; но перебор подобных «ярких индивидуальностей» вызывает недоумение, а порой и отвращение.

Ника Гольц и Лев Дурасов

Когда перед иллюстратором сатирический текст, он, естественно, должен действовать адекватно. В этом случае уместно искажение, гротеск, повышенная экспрессия и прочий арсенал иронии; но иногда видишь, как нелепо и претенциозно выглядит чрезмерный гротеск в иллюстрациях к вещам лирическим, где уместен лишь мягкий юмор.

Сейчас есть хорошие юмористы. Их мало (хорошего всегда мало). В. Чижиков, Г. Басыров, С. Тюнин.

Некоторые в своей юмористике поднимаются до философских высот. По их работам в будущем, вероятно, будут судить об умонастроении наиболее умной, честной и оппозиционной части нашего общества.

Гротеск вошёл в книжное искусство и главенствует в нём. И не только в фантастической литературе, где без него этот жанр вообще немыслим. Он присутствует почти везде, даже в классике, даже в тех случаях, когда текст произведения не даёт для этого повода. Всюду, к месту и не к месту, — едкая кислота иронии или скептическая ухмылка. Появилось какое-то фамильярное отношение ко всегда ценимым и уважаемым литературным именам.

Часто попадаются пошлые смехачи и осовремениватели классического текста.

Серьёзные художники, как правило, деликатно подходят к классическому тексту, и если и осовременивают его иногда, то делают это остроумно и талантливо. Таковы, например, иллюстрации Ники Гольц к Гофману, Геннадия Калиновского к Свифту и «Алисе» Кэрролла. Интересны работы Юрия Ващенко, Николая Попова, Андрея Костина и др. Эти мастера предлагают новые, не бывшие в употреблении приёмы трактовки классического текста.

От издательства

У признанного мастера книжной иллюстрации Анатолия Зиновьевича Иткина давно сложился свой особенный художественный стиль. Его классическому реализму не свойствен ни причудливый гротеск, ни чрезмерные эмоциональные излишества. Слагаемыми его успешного творческого пути являются правдивость, достоверность и выразительность созданных им художественных образов. Поэтому работы мастера и отличаются безукоризненной композицией и тщательной прорисовкой.

Часто вдохновение приходит к художнику в тот момент, когда он начинает собирать материал для работы, погружаясь в атмосферу книги. Виртуозное мастерство Анатолия Иткина заключается в том, что он чутко улавливает авторскую интонацию. Его иллюстрации настолько живые и искренние, что позволяют читателю полностью погрузиться во внутренний мир автора.

Анатолий Зиновьевич Иткин — один из выдающихся советских художников-иллюстраторов. К счастью для всех нас, солидный возраст художника не мешает ему активно сотрудничать со многими столичными издательствами. Только в нашем издательстве за последние три года вышло более 15 книг с иллюстрациями Анатолия Иткина. Интерес читателей и поклонников мастера к его творчеству по-прежнему весьма велик. В нашу редакцию приходили многочисленные письма с предложениями издать книгу, посвящённую продолжению воспоминаний известного художника, и в связи с этим, в издательстве созрел замысел издать книгу Анатолия Зиновьевича «Вдоль по памяти».

Мы знаем, что есть ещё одна область, где художник черпает своё вдохновение, — это его детство, пропитанное запахом хвои и мандаринов, очиненного карандаша и типографской