– Вот так. – Линкольн обвел рукой количество еды, невероятное даже для трех взрослых мужчин.

Мики ткнул в его сторону обглоданным ребрышком, и Линкольн отпрянул.

– Это еда. Поэтому ну да – так я ем все время. А ты чем питаешься, тофу?

– Иногда, – признался Линкольн. – Пастой. Овощами.

– Эй, и я ем овощи. Буквально сегодня утром заел “Кровавую Мэри” палочкой сельдерея. Хочешь мою капусту? Потому что ее я, наверное, не буду?

– Нет, конечно. Это единственное почти полезное на тарелке.

Мики над этим задумался, глаза у него сощурились.

– Почему почти?

– Ну, я предполагаю, что заправлена капуста майонезом.

– Да я, бля, надеюсь, что это майонез, – с негодованием произнес Мики, после чего перевел внимание на Тедди: – Ну а ты, Тедушка? Что сам в последнее время поглощаешь?

Предвидя такой вопрос, Тедди был к нему готов.

– Меня с некоторых пор привлекает крудо, – ответил он.

– Крудо, – повторил Мики, глянул на Линкольна за разъяснением. Когда тот пожал плечами, он с подозрением воззрился на Тедди: – Что это за херня?

– Сырая рыба, – пояснил Тедди. – Тунец. Лосось. Моллюски.

Негодование на лице друга доставило Тедди громадное удовольствие.

– Это же наживка.

Тедди кивнул.

– Вкуснятина.

– Видишь? – произнес Мики, теперь тыча ребрышком в Тедди. – Вот что бывает, когда слушаешь блядских “Белль и Себастьян”. Ты это доедать не собираешься?

Тедди протянул ему то, что осталось от его порции ребрышек. Минимум половину.

С того самого мгновенья, как они вошли в “Рокеры”, он присматривался к другу, стараясь понять, какая это муха укусила Троера, что тот предположил, будто им стоит поговорить с Мики, если они хотят выяснить, что произошло с Джейси. Вероятно, просто желал отвести внимание от себя. Когда же Тедди отметил, что Мики был в нее влюблен, Троер фыркнул – но почему? Проецировал ли он собственную ненависть к женщинам на человека, на которого и так уже заточил зуб, или же у него действительно есть причина полагать, будто Мики из тех, кто способен навредить женщине, которую любит? В тот день, проведенный за пивом на террасе, что такого Мики сказал или сделал, что Троер мог неверно истолковать? Тедди напрягал мозги, но из памяти ничего не вылавливалось.

– Кроме того, – говорил Мики, – сдается мне, вы, ребята, питаетесь три раза в день, да? А я – один.

– Серьезно? – Линкольн нахмурился.

– Эй, музыканты – ночные животные. Когда был моложе, я еще вставал на заре, а потому мог завтракать до выхода из дома. Две стопки оладий, колбасы пожирней, горку жареной картошки, гренок. Чтобы прибить бодун, пока не начался. А нынче я дома разве что к трем просыпаюсь – это значит, что ем всего раз.

– Ну… – Линкольн покачал головой, – это тяжеляк.

– Тедмарик, – произнес Мики, переключая передачу, – а тебе за каким чертом завтра надо нестись обратно в Ржавый пояс?[56] Поехали со мной, потусуешь на Кейпе пару дней. У меня диван выдвижной есть.

“Ладно, – подумал Тедди, – так кто такая Дилия?” Разговор, обрывок которого он случайно подслушал, звучал интимно, но кем бы ни была эта самая Дилия, жила она, должно быть, не с Мики, иначе он бы не приглашал его к себе так запросто.

– Псу моему не понравится, что ты на нем спишь, – оговорился Мики, – но его любовь и прощение обычно покупаются шоколадкой.

– У тебя собака? – удивленно спросил Линкольн.

Мики кивнул.

– Клэптон.

– Клэптон?

Мики повернулся к Тедди.

– Ну вот опять, – произнес он, – ты в силах различить, когда Линкольн прикалывается? – Когда Тедди пожал плечами, он продолжил: – Прибился как-то. Уже старый. Слепой. С артритом. Иногда недержание.

– Рассказываешь так, что гостить у тебя одно удовольствие, – сказал Тедди.

– Ты рожу-то не криви. К концу недели ты у меня опять настоящую еду есть начнешь. И спорим, я излечу тебя от этой хвори – от “Мамфорда с сыновьями”.

– А что там у тебя с той гитарой? – спросил Тедди.

Мики похлопал глазами:

– Какой еще гитарой?

– Ты же говорил, у кого-то тут “Рикенбакер” продается.

– А, ну да. – Мики отодвинул свою тарелку к середине стола и подавил заслуженную отрыжку. – Слишком много за нее хочет, поэтому пускай пока попарится. Может, перед отъездом домой еще разок ему звякну.

До первого сета еще оставалось минут пятнадцать, но “Рокеры” – почти пустые, когда они пришли, – постепенно наполнялись. Выпив две пинты пива, Тедди наполнился тоже. По пути в мужской туалет прошел мимо эстрады и вновь поразился, до чего забита она звуковой аппаратурой. Еще в Минерве группе Мики требовалась всего лишь пара усилков да небольшая переносная акустика. Сколько же стоит все это лишнее барахло? – спросил себя он. Стояли два бас-барабана, их лицевые стороны почему-то в чехлах (барабанщик недавно ушел из группы с другим названием и перетащил их сюда?), а также два малых барабана и четыре стойки тарелок разных размеров. Местной рок-группе что, и впрямь нужны клавишные и синтезатор? И что это у них со всеми педалями? Музыканты, очевидно, уже настроились, потому что усилители гудели от статики, микрофоны ловили окружающий гул разговоров за ближайшими столиками. За одним, чуть сбоку, развалилась четверка похожих на привидения парней – они наверняка и были группой. Всего четверо, подумал Тедди, вновь пересчитывая инструменты. Помимо клавишных и ударной установки, на своих подставках стояли бас-гитара и две шестиструнки. Одна, заметил он, – старый “Рикенбакер”, похоже, как и говорил Мики, в состоянии целочки.

Тедди еще хмыкал себе под нос, когда открылась дверь, в зеркале мужского туалета нарисовался Мики и возле соседнего писсуара взялся расстегивать ширинку.

– Вот гондон, – сказал он. – Вычислил, да?

– Ну.

– Только попробуй Линкольну сказать.

– Не буду.

Они отлили бок о бок – двое мужчин с простатами, которые, как и прочие их внутренние органы, видали деньки и получше.

– Но кроме шуток, – произнес Мики, когда Тедди застегнулся и перешел к раковине умывальника, – тебе надо приехать отвиснуть на Кейпе несколько дней.

Они что, с Линкольном поговорили? Не то чтоб это важно. Ничего секретного о своих приступах он Линкольну не поверял. Конечно, не менее возможно, что и Линкольн не сказал ни слова. Возможно, Мики просто оглядел его и сам решил, что ему фигово.