— Еще?

— Мне хватит.

Я чувствовала, как сжался желудок, когда в него попала пахнущая дымом жидкость. С утра у меня во рту не было ни кусочка. Я встала, чтобы выпить воды.

— Стой, — сказал брат и предостерегающе поднял руку. — Обернись.

Я медленно оглянулась и в рамке дверного проема увидела большого кролика. Он постоял, глядя на нас темными глазами, а потом медленно двинулся вперед, по пути собирая на свою каштановую шерстку опилки, стружки и пыль. Мы смотрели на него, и прожитые годы отлетали как шелуха; мы опять были маленькие, и перед нами всплывало то, о чем мы никогда не говорили, то, что случилось, когда мне было шесть, а ему одиннадцать. Я знала, что мы думаем об одном и том же, потому что мы оба вдруг замолчали.

Я опустилась на корточки и протянула к кролику руку. Подождала. К пальцам прикоснулся холодный нос и что-то теплое, дыхание.

— Смотри-ка что здесь, — сказал Джо.

Кролик, испугавшись моего резкого движения, ускакал прочь. Я встала и подошла к брату.

— Где ты это нашел?

— Там, за полками. Наверное, папа туда засунул.

— Зачем он его хранил?

— Может, на память о знаменательном дне?

Я взяла в руки большой наконечник стрелы, повертела его. Давно, в то первое Рождество, его под руководством отца сделала Дженни Пенни. Он помогал ей выпилить из дуба нужные детали, а потом они сколотили их гвоздями. Одну сторону наконечника она украсила пустыми раковинами улиток и серыми камешками, собранными на берегу, а сверху посыпала все блестками. Теперь они сверкали и на моей ладони.

— Она тогда хотела, чтобы ее нашли, — сказал брат.

— Все этот хотят.

— Да, но я об этом почему-то всегда забываю. Мы ведь даже не догадывались, куда она пошла, не знали, где ее искать. Она сама указам нам путь.

— Помнишь, где мы нашли его той ночью?

— На причале. А этот наконечник острием указывал на реку…

— На море.

— Я всегда думал, она исчезла, чтобы как-то навредить себе, может, даже убить. Такой эффектный жест, после того как она отказалась возвращаться домой. А сейчас я понимаю, что она сознательно привела нас к тому месту и в тот самый момент, когда могла продемонстрировать, что она особенная. Не такая, как все.

— Избранная.

На душе было сумрачно. По камням я добралась до самой дальней точки — туда, где скалистая гряда выдавалась в море. Отлив начался уже давно, вода ушла, и сейчас было возможно дойти по этой гряде до самого острова: я уже делала это раньше. Я посмотрела на восток, туда, где прямо из глухой темноты вырастала Черная скала. В это время года там особенно хорошо ловились креветки: в детстве я обожала это занятие. Привозила на пляж ведра, полные пульсирующей серой массой, и мы варили их прямо там. Сейчас это уже, конечно, невозможно.

Солнце грело изо всех сил. В воздухе, как всегда во время прилива, стояла сильная вонь, а ветерок приносил с моря залах соли. Я кинула палку пробегающей мимо собачонке. Повернула назад, опять полезла по камням. Я сознавала, что воспоминания брата о том Рождестве были такими же неточными, как мои. Это сама Дженни Пенни спровоцировала свои поиски, и она же подсказала нам, где ее искать, и это она завела тот разговор в первый вечер после своего приезда.

— Вы верите в Бога? — громко спросила она, и негромкая болтовня в комнате тут же стихла.

— Что мы? — переспросил отец.

— Вы верите в Бога?

— Это старый вопрос, и чересчур серьезный для такого вечера, — сказала Нэнси. — Хотя, надо признать, довольно уместный в это время года.

— А ты веришь в Бога, Дженни? — спросила мать.

— Конечно.

— Ты говоришь очень уверенно, — заметил отец.

— А я и уверена.

— Почему, милая? — поинтересовалась Нэнси.

— Потому что Он избрал меня.

Молчание.

— Как это? — не выдержал брат.

— Я родилась мертвой.

Мы все молчали, пока она рассказывала о подробностях своего рождения, о молитвах и последовавшем возвращении к жизни. Никто в доме не спал в ту ночь. Все были настороже. Не из страха, а потому что опасались: она может показать нам что-то, к чему мы не готовы.

Я сидела на стене, смотрела на обнажившиеся, поросшие водорослями приплюснутые верхушки подводной гряды и понимала, как она смогла ходить по воде той ночью. Сама я знала это уже давно, но как же тщательно она должна была все рассчитать и как внимательно изучить эту подводную скалистую тропу.

Я хорошо помнила, как, задыхаясь, в панике сбежала по берегу вниз. «Она здесь!» — крикнула я брату и увидела, что она оглядывается на нас и не пытается убежать, но ждет, чтобы вся аудитория оказалась в сборе. А потом она развернулась и медленно пошла по воде навстречу набегающей волне.

«Я ни за что не вернусь домой, Элли», — сказала она мне за день до этого, но я не приняла ее слова всерьез, списав их на обычную послепраздничную хандру.

Она оставила знаки по всему дому, а в саду привязала их к веткам голых деревьев. Сначала мы думали, что это игра — а это и была игра, — но мы думали, что это веселая игра и в конце мы все похвалим ее и скажем, что тоже так хотим. Но потом все изменилось. Стемнело, и мы всерьез испугались. Родители и Нэнси отправились на поиски в лес и дальше по болотистому, изрытому ямами полю до самых соседских домов. Алан поехал по дороге, ведущей в Талланд, Полперро, Пелин, а потом, проехав через деревню, собирался отравиться в Сэндплейс. Мы заметили его на мосту и замахали руками. Мы трое. Джо, я и она. Притихшая, дрожащая, спокойная.

Она ничего не отвечала на взволнованные расспросы родителей. Просто сидела у огня и, натянув одеяло на голову, отказывалась разговаривать. Той же ночью пришлось позвонить ее матери — у родителей не было другого выхода, — и судьба Дженни была решена.

— Нет, поездом она теперь домой не поедет, это исключено. Нет, у меня сейчас Дес. Помните Деса? Мой бывший, несколько лет назад. Он вернулся и сейчас живет у меня. Разве она вам ничего не говорила? Ну так вот, он говорит, что завтра приедет за ней и заберет.

Дес, Дес. Дядя Дес.

Тот самый, который избрал ее.

Кухонный стол вытащили на улицу и застелили газетами; газеты прижали тремя потускневшими серебряными канделябрами и зажгли свечи, которые тут же начали ронять горячие восковые капли на вчерашние и позавчерашние новости. К тому времени, когда из дома вынесли бокалы, вино и подносы с крабами и лангустинами, небо зловеще потемнело, и мы сгрудились вокруг горящих свечей, как компания бездомных бродяг. Уже собирались начать, но тут заметили, что одного человека не хватает. Мы долго выкрикивали ее имя, и наконец она показалась из темноты, как прекрасное видение в белом платье-рубашке, расстегнутом так низко, что казалось — она еще не успела его надеть или собралась снимать. Она приближалась к нам по мокрому от росы газону и была очень похожа на свою героиню из американского сериала, детектива Молли Крэншоу (для друзей просто Молл); даже походка у нее теперь была как у копа, прячущего в неком потайном месте на теле пистолет (и лишь немногие счастливцы знают, в каком именно).