А потом наступает развязка. Он звонит – или, чаще всего, присылает мейл и сообщает, что сделка не удалась, все лопнуло, деньги пропали. Он просто места себе не находит… такой ужас… ничего уже не исправишь… такое бывает… что ты теперь будешь думать обо мне… что мне сделать, чтобы покрыть ущерб… и так далее, и тому подобное. Но теперь уже поздно. Она завязла по уши, и вода скоро сомкнется у нее над головой. У нее теперь два выхода: выйти из игры и потерять все – деньги, любовь, уважение к себе – или вступить на более «щадящий» путь и позволить доить себя и дальше, тешась надеждой накопить что-нибудь на будущее, но на самом деле подвергаясь все большей эксплуатации.

Женщины, по-видимому, больше склонны поддаваться на такое «романтическое мошенничество», хотя и мужчины нередко становятся жертвами хорошеньких юных девушек, желающих найти идеального мужа, Прекрасного Принца, и посвятить ему всю жизнь. Единственное различие – в том, что обольстительница должна и правда быть молодой и привлекательной, иначе фокус не сработает. Иногда афера совершается не ради денег, а с целью заполучить вожделенный британский паспорт. После свадьбы невеста быстро исчезает – или просит о разводе. В итоге все сводится к обычному разбою, каким занимался когда-то легендарный Дик Терпин на большой дороге под Йорком, только с поправкой на цифровые технологии и реалии XXI века. И, подобно Терпину, скрывавшемуся под маской и длинным плащом, интернет-мошенники успешно прячутся под личинами. И, как в классическом цирковом «волшебстве» с чтением мыслей и тому подобным, мошенничество лучше всего удается, когда мошенник выдает о себе минимум информации, предоставляя жертве самой придумать и поверить в нужную историю. Сам себя человек убеждает как никто.

Кибервойны

В целом люди делятся на два типа – кибероптимистов и киберпессимистов, то есть на тех, кто считает, что Интернет способен решить все наши проблемы, и на тех, кто относится к подобным утверждениям крайне скептически. Похоже, что промежуточного мнения попросту не существует. Киберпессимисты полагают, что Интернет негативно влияет на нашу социальную жизнь, потому что мы тратим на него время, которое могли бы посвятить общению с друзьями из реального мира. В этом есть определенная логика, особенно когда речь идет о детях и подростках, ведь они, согласно статистике, с каждым годом просиживают в Сети все больше и больше часов. На обретение навыков, необходимых, чтобы успешно преодолевать сложности взрослого мира, уходят десятилетия, и тут, как при любом обучении, не обойтись без практики. Мы должны уметь приноравливаться к другим людям, соотносить собственные желания с потребностями и желаниями окружающих. В Интернете все проще, там всегда можно просто молча выйти из Сети и исчезнуть – в отличие от реальной жизни, где такое поведение обязательно кого-нибудь обидит. А самое главное, человеку очень важно понимать мимику собеседника, считывать с его лица более тонкие сигналы, правильно их толковать и соответствующим образом реагировать. Овладеть этим искусством можно только при непосредственном общении, причем далеко не сразу.

Обучение адекватному пониманию языка лица и тела – процесс долгий, гораздо более долгий, чем нам кажется. Куинтон Дили, один из моих соавторов, провел томографию мозга примерно сорока мальчикам и мужчинам в возрасте от восьми до пятидесяти лет, когда они решали задачу на распознавание выражений лиц. Задача была совсем простая. Испытуемым показывали фотографии лиц – спокойных либо выражающих страх или отвращение – и просили назвать соответствующие эмоции. Включавшиеся при этом зоны мозга оказались «обычными подозреваемыми»: зрительная система, участвующие в опознании лиц нейроны в веретенообразной извилине височной доли, а также участки правой части лобной коры, которые обычно отвечают за эмоциональные реакции. Тут ничего принципиально нового не обнаружилось.

Удивило другое: уровень активности, наблюдавшейся в лобной коре, напрямую зависел от возраста. Наибольшим он был у самых юных испытуемых, а у тех, кто постарше, активность в лобных зонах падала до базового уровня, зато компенсировалась повышенной активизацией веретенообразной извилины (по крайней мере, в случае ознакомления с лицами, выражающими отвращение). Похоже, в детстве и юности нам действительно приходится затрачивать немало усилий, чтобы расшифровать эмоции по выражению лиц, потому-то столько работы происходит в «умных» зонах мозга, сосредоточенных в лобных долях. Но с годами, по мере обретения опыта, работа все больше автоматизируется и передается другим зонам мозга, которые вполне успешно справляются с ней в автономном режиме. Но как по-вашему, в каком возрасте происходит такая передача? Не раньше двадцати пяти лет! Что само по себе интересно, ведь именно в этом возрасте мозг формируется окончательно. Но все-таки поразительно, что это происходит так поздно: значит, человеку в самом деле требуется очень много времени и практики, чтобы довести эти навыки до автоматизма.

Нам приходится учиться ориентироваться в реальном социуме, справляться со всеми превратностями и форс-мажорами. Это дело небыстрое. Обретение социальной компетенции, включающей умение определять чужое психологическое состояние, приходит уже после того, как дети осваивают такие базовые свойства повседневной жизни, как причинно-следственные связи или постоянство объемов – что, скажем, если веревку изогнуть, она не станет короче. Мало научиться распознавать определенные зрительные сигналы, которые подает чужое лицо, и определять выраженную на нем эмоцию, – в том механическом смысле, в каком мы распознаём, например, сигнал, передаваемый маяком, по чередованию длинных и коротких вспышек. Нам нужно улавливать еще и тончайшие нюансы, свидетельствующие о глубине эмоции, порой замаскированной, а также разницу между подлинным чувством и наигранным. Мы должны отличать самопроизвольную, искреннюю, «дюшенновскую» улыбку от нарочитой, осознанной, «фальшивой» по характерным мелким морщинкам в уголках глаз. И пока мы не научимся этого делать, улыбка для нас будет оставаться «просто улыбкой», и чужая «аватарка» запросто нас обманет.

Необходимость осваивать все эти социальные тонкости – вот отличный довод против злоупотребления Интернетом в юном возрасте. Но есть и другие причины, по которым киберпессимисты смотрят на глобальную Сеть с опаской. Одна из них – это то, что время, говоря языком экономистов, неэластично. Его невозможно сжать, чтобы потом использовать более эффективно. Это оказывается важным в сфере дружеских отношений и нашей способности их поддерживать. Как я уже объяснял в шестой главе, эмоциональное качество наших дружеских связей (к родственным это относится в меньшей степени) зависит от количества времени, которое мы затрачиваем на общение. Чем больше мы общаемся с человеком, тем бо́льшую эмоциональную привязанность к нему испытываем. Время, проведенное в Интернете, – это время, которое мы отнимаем от живого общения с друзьями или с семьей. Именно это и критично – особенно для мужчин. Это показали наши долгосрочные исследования, посвященные разговорам по мобильному: юноши смогли сохранить отношения с друзьями после отъезда из дома, если чем-то занимались вместе в течение длительного времени. У девушек из нашей выборки все обстояло иначе: для них важнее всего оказалось то, сколько времени они разговаривали друг с другом. А эту потребность вполне удовлетворяют телефон и чаты в Сети. Наверное, именно поэтому более двух третей пользователей «Фейсбука» – женщины. Мужчины в целом чувствуют себя в этой среде не очень уютно. Впрочем, есть подозрение, что и для девушек технические средства служат, по сути, временным выходом из положения, вынужденным подспорьем, которое позволяет «перебиться» в период разлуки. Если очень долгое время не видеться и не общаться лично, то никакие технологии мира не спасут дружбу от медленного сползания к краю бездны, что зияет за гранью нашего круга в 150 человек.