Чтоб баба Галя таких хороших ребят не угостила. А меня вы по телевизору покажете?

Настя попыталась было что-то возразить и намекнуть бабке, что они торопятся, но осознав, что дело безвыходное молча пошла за всеми остальными в дом этой женщины.

Миновав небольшую веранду с рядом окон прикрытых безыскусными шторками, бабка завела всех в просторную комнату и усадила за стол, устеленный клетчатой скатертью.

— Ой, а вы меня сейчас снимать будете, или как? — с интересом уставилась на них бабка и поправила на голове платок, думая оставить ли ей этот или надеть новый с блестящими как серебро нитями. Настя опять переглянулась с остальными и Олег, откинувшись на стуле, ответил пожилой женщине:

— Мы сначала посмотрим, интересный ли это материал, а потом приедем к вам со всей съемочной группой и отснимем с вами полноценный сюжет, если что.

— Интересный. Очень интересный! — Махнула на него руками бабка и, шмыгнув на кухню, включила электрический чайник. Возможность разнести по поселку новую сплетню и сняться в передаче, в которой бабка стала бы чуть ли не главной героиней, вселила в женщину такую бодрость духа, что она буквально скинула десять лет жизни и «запорхала» по дому, как практически здоровый человек. Она несколько минут гремела чем-то на кухне, а потом вернулась ко всей компании вместе с Лизой, ринувшейся ей помогать и подносом с дымящимся содержимым в чашках. Усевшись вместе с компанией липовых журналистов, женщина поправила на голове платок, словно объектив телекамеры уже направлен в её сторону и спросила:

— Ну, вы хоть в тетрадке какой, запишете, чтоб не забыть? — Настя, смекнув, что лучше создать хоть какую-то видимость журналисткой деятельности живо достала из кармана свой смартфон и включила видеозапись.

— А мы вас сейчас для начала на телефон запишем. Чтобы понять, как вы в кадре смотритесь. А потом уже с редактором решим, подходите вы нам, или эта история не наш формат. В общем, Вы расслабьтесь и постарайтесь быть максимально естественны. — Настя направила на бабку глазок и попросила: — Назовитесь, пожалуйста, а потом начните рассказывать историю про Вашего местного врача.

Бабка тут же расправила плечи и, выпятив грудь начала свой рассказ.

— Я значит Галина Петровна Ситникова. Живу в этом поселке давно. С самого рожденья. Отец мой был местным зоотехником, мать…

— Про Валентину, пожалуйста, — шепнул ей Олег, заметив, что бабку повело совсем не в ту сторону, которая их интересовала.

Галина Петровна, тут же согласно кивнула головой и, махнув рукой, перевела свой рассказ в другое русло.

— Значит, родилась Валька здесь на окраине. Фельдшерка наша, Валентина Викторовна Рогачева. Я её с детства помню. Хорошенькая была девчушка. Светленькая такая, щупленькая. Да и как иначе. Бывало, мать моя, царство ей небесное, пирогов напечет, а Светка, мать Валькина с дочкой за руку мимо её дома идет, так мать моя Вальке всегда с собой гостинец давала. Нечасто это было, но как сейчас помню, один раз собака наша у Вальки пирог с мясом выхватила, а девчонка возьми да и отбери своё угощение, у дворняги прямо из пасти. Мы пока собаку от ребёнка оттаскивали, Валька весь пирог и уплела. Это после собаки-то. — Бабка возмущенно потрясла головой, чуть не засмеявшись, а потом хмуро от собственных мыслей продолжила: — Они у Витьки, отца Валькиного, всегда впроголодь жили. Витька лютый был. Как напьется, так гоняет их с матерью по всему селу с топором. Уж чего они с ним только не делали и участковому звонили и в милицию его забирали, ничего не помогало. Пока совсем с ним худо не стало. Это к рождеству случилось. Вальке тогда годков десять было. Витька опять напился и чего-то с матерью Валькиной не поделил. Зарубал он Светку. Прямо у Вальки на глазах зарубал. Я тогда только замуж вышла. Поздно вышла, но спали мы уже с Колькой, как прибегает она. Глаза, как блюдца. Саму всю трясёт. «Помогите», — говорит: «Папка мамку убил!» Что тут было! Страхи какие. Витьку в тюрьму забрали. Светку в закрытом гробу хоронили, он же ей все лицо на куски растрощил. А к Вальке родственник приехал. Холеный такой, упитанный. Видать из города. Опекуном её стать хотел. Ему позволили. Дядька он ей был. Почему же нет. Только как он на мою Машку с Митькой смотрел у меня мурашки по коже бегали. Летом детей во двор выпущу, они и бегают в трусиках и маечке. А этот мимо проходит. Ладошки потеют, глазки блестят. Станет и таращится на них, как иной мужик на бабу какую. — Бабка тяжело вздохнула и поправила скатерть на столе. — Снасильничал он Вальку. Все в поселке знали. Знали да молчали. Он в городе кем-то важным был. В психиатрической клинике работал. Вальку по блату в медучилище пристроил. Мы думали там она в городе и останется. Ан, нет. Вернулась к нему девка. Брюхатая. Сразу как образование получила и вернулась. Мы всё думали, зачем она вернулась-то к этому мужику непонятному. А как малец её подрастать-то стал, слухи поползли. Кучерявенький такой, волосенки мышиного цвета и лицо как у опекуна этого один в один. Она мальчонку-то Костиком назвала. Плохенький он был. Больной мальчонка-то. Только мне кажется это все из-за мужика её, дяди то есть. И жил он с ней, как муж с женой. Так у нас в посёлке поговаривали. Помню, кошка у нас была, пятерых котят привела. Ну, куда их? Топить жалко. Троих мои ребятки пристроили, двое осталось. А тут Костик этот крутится. «Тёть, Галь, дай котёнка, да дай». Помню, так он этого блохастика хотел, что сжалилась я над ним и отдала Вальке. Костик на него нарадоваться не мог. То купает его, чтоб блох не было, то на улице сядет, расчесывает. Гладит его, сказки рассказывает, как девчонка какая с ребёнком. А раз нашкодил он что-то. То ли двойку в школе получил, то ли сломал что-то. Валька на вызове. Медсестрой к нам в амбулаторию устроилась. А этот… Дядя её с ребёнком разбирается. Выставил его во двор, заставил Лютика поймать. Так малец кота назвал. И пока Вальки не было, Он кота этого на глазах у мальца и разделал. Как свинью распотрошил. Костик после этого какой-то дерганный. Нервный стал. И опекун Валькин ему всё таблеточки какие-то давал. Всё прошло, да нет-нет и появится. Анька, соседка их поговаривала, что они и слова пикнуть при нем не смели. Мужик чуть что Костика или Вальку в подвале запрет. Уж что он с ними там делал, не знаю. Да только посмей на него Валька пожаловаться он бы ей враз какую-нибудь липовую справочку состряпал и в психушку упек. Вот и молчали они вдвоем с сыном, пока этот дядька сам не помер.

Валька, наконец, вздохнуть свободно смогла. Улыбаться начала. Тут к нам мужик какой-то издалека приехал. Из Самары что ль? Игорь, как его там? Не помню уже.

Настя вздрогнула при упоминании имени жителя Самарской области, которого нашли мертвым в ста километрах от Подмосковья, а бабка продолжила:

— Хороший с виду мужик. Статный. На заработки приехал, а квартиру в городе снимать дорого. Решил недалеко в поселке поселиться. А врачам сами знаете, как платят, вот Валька его и приютила. Сын у неё Костик, учиться пошёл. В университете что ль. Уж и не знаю, как она его пристроила. Мы-то думали, что он нездоровый стал, — Галина Петровна прислонила руку к голове, намекая на психические отклонения. — Да видимо ошиблись. Ведь не взяли бы его, да? А может и взятку кому дала. Хотя… Откуда у неё деньги-то? — бабка усмехнулась и, оборвав свои умозаключения, продолжила рассказ.