Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПРЕДЕЛ
…Старушка довольно учтивым, но холодным манером простилась с Юным Рыцарем, указала ему путь к рубежу и велела во что бы то ни стало держаться тропы и никуда не сворачивать, какие бы создания ни окликали и ни манили его, какие бы ни показывались ему чудесные огни, ибо край этот – зачарованный край. Зелёные ли луга, родники ли предстанут ему на пути, пусть неуклонно следует кремнистой тропой, наказала старушка юноше, не слишком, как видно, полагаясь на его стойкость. Юный же Рыцарь отвечал, что жаждет достичь тех краёв, о которых рассказывал ему отец, и стремится во всём сохранить верность обетам и правилам, а посему тревожиться за него нет причины. «Вот ещё, – отрезала старуха. – Что мне за дело, раздерут тебя по суставчику беляницы или станут драться за твои косточки увальни-гоблины, болотные жители. Много вас пускается на подвиги, очень мне нужно, старухе, за вас тревожиться. На мой глаз, что груда обглоданных добела костей, что какое-нибудь их сиятельство в блестящей кольчуге – всё едино. Доедешь так доедешь, а нет – увижу, как мигает среди пустоши огонёк беляниц». «И всё же благодарю за ласку», – сказал Юный Рыцарь, никогда не забывавший об учтивости. А старуха: «Нашёл тоже ласку! Езжай себе подобру-поздорову, покуда не напала на меня охота покуражиться». Юный Рыцарь не знал и знать не хотел, как старуха умеет куражиться, а потому пришпорил он доброго своего коня, и тот зацокал копытами по кремнистой тропе.
Но не задалось в тот день путешествие. По пустынной местности вдоль и поперёк пролегали пыльные тропы, петляли среди вереска, папоротников и можжевеловых кустиков, распустивших цепкие корни. Перед всадником лежал не один путь, а множество, и все вкривь и вкось, как трещины на кувшине. Юный Рыцарь ехал то по одной тропе, то по другой, всякий раз выбирая ту, что попрямее да покремнистее, и куда бы он ни сворачивал, жаркое солнце вечно оказывалось над головой. Наконец, чтобы уж совсем без пути не блуждать, решил он ехать так, чтобы солнце всё время оставалось позади – хотя надобно заметить, любезные мои читатели, что когда он принял это решение, то уже и не помнил толком, где стояло солнце в начале его путешествия. В этой жизни такое случается на каждом шагу. Как часто, решив не блуждать без пути, устроить свою жизнь по правилам, мы обнаруживаем, что решение наше запоздало, правила неосновательны, а выбранный путь, бывает, ведёт не туда. Та же беда приключилась и с Юным Рыцарем, и когда стало смеркаться, он очутился как будто бы в том самом месте, откуда и выехал. Не встречались ему по пути ни беляницы, ни гоблины-болотники, только издалека, с прямоезжих песчаных троп, какими он пренебрегал, доносилось пение да сновали с шумом среди моря папоротников и прочей поросли всякие твари. И вот глядит он вокруг, и кажется ему, будто место ему знакомо, будто те деревца с кривыми колючими ветками он уже видел: те тоже выстроились треугольником. И очень может быть, что он не ошибался. Вот только старухиной хижины нигде не видать. Солнце меж тем быстро клонилось к краю долины. В надежде, что его подозрения развеются, Юный Рыцарь проехал ещё немного, и впереди показалась аллея из стоячих камней, которые, сколько он помнил, на глаза ему прежде не попадались, хотя не заметить их, даже в сумерках, было бы мудрено. Замыкало аллею здание или строение, а в нём зиял просторный каменный проём с каменным навесом и порожком из камня, как бы знаменующим рубеж. За проёмом же густела вечерняя мгла. И выступили из той мглы три прекраснейшие женщины и двинулись величаво между рядами камней, и каждая несла перед собою шёлковую подушку, а на ней – прямоугольный ларец. Подивился Юный Рыцарь: как это он, пусть даже в сумерках, не заметил их приближения? «А вдруг, – с тревогой сказал он себе, – вдруг женщины эти и есть членовредительные беляницы, о которых шутя обмолвилась старушка, и вот теперь с наступлением темноты они вышли сманить меня с пути?» А женщины и подлинно были обитательницами сумерек, потому что от каждой разливалось своё особливое сияние, зыбкий, мерцающий, трепетный свет, что и глаз не оторвать.
И первая озарена была золотистым свечением, а под подолом богатого платья из золотой парчи со всякого рода шёлковым шитьём блистали золотые туфельки. И подушка в руках её была из золотистой ткани, а узорчатый, тонкой резьбы ларец горел золотом, точь-в-точь закатное солнце.
Вторая же вся серебрилась, как луна, и туфельки у неё на ногах были словно обрезки луны, а по всему серебристому наряду сверкали полумесяцы и преяркие серебряные круги, и гладкая поверхность серебряного ларца, облитая неземным её свечением, хоть и холодным, но лучистым, блистала так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А несла она тот ларец на серебристой подушке, словно бы прохваченной нитями ослепительно белого света.
А третья, неприметная, шла позади, и свет от неё был мерклый, подобный блеску не новых начищенных доспехов – мутный, как испод облаков в вышине, что заслоняют истинный свет и оживляют свою серую хмурь заёмным сиянием. Платье её поигрывало блёстками, точно тихие воды под звёздным небом, осенённые ветвями раскидистых дерев. Походка у неё была мягкая, бархатистая, а на голову она, в отличие от спутниц, накинула скрывающее волосы покрывало.
Вышли женщины, охваченные дрожащим сиянием, из тени камней, и первые две улыбнулись Юному Рыцарю. Третья же скромно опустила глаза, и юноша заметил, что губы у неё бледные, веки тяжёлые, пепельные, с лиловыми жилками, а ресницы на бескровных щеках – точно перистые усики бабочек.
Все три женщины разом заговорили с юношей, и голоса их слились в один голос из трёх звуков: звонкого клича рожка, пронзительного пения гобоя и тихих вздохов флейты.
«Ни шагу дальше, – сказали они, – ибо здесь предел вещного мира, и за ним начинаются иные края. Но если ты всё же отважишься продолжить путь, выбери которую-нибудь из нас в провожатые. А хочешь – поворачивай назад и, снова вверив себя равнине, поезжай обратно: в бесчестье тебе это не причтётся».
Юный Рыцарь со всей учтивостью отвечал, что он не прочь услышать ещё что-нибудь касательно дальнейшего путешествия: не для того он пустился в долгое и утомительное странствие, чтобы теперь повернуть обратно. Притом ему надлежит исполнить данное отцом поручение, о котором рассказывать здесь не место. «Нам про него и так уже известно, – сказали три женщины. – Мы давно тебя поджидаем».
«Откуда мне знать, – бесстрашно, однако ж и с глубоким почтением спросил Юный Рыцарь, – что вы не те самые беляницы, коих в деревнях, что я проезжал, так боятся и уважают? »
На это женщины рассмеялись – звонко, пронзительно и тихо – и возразили, что едва ли, поминая беляниц, люди выказывают такое уж к ним уважение, а у простонародья водится множество предрассудков и ложных мнений касательно беляниц, и чересчур доверять этим россказням не годится.
«Что же до того, кто мы такие и чего тебе от нас ожидать, – продолжали они, – считай нас тем, кем мы тебе представляемся, и суди о нас по тому, что видишь, как и подобает всякому человеку высокой доблести и ясного ума».
Юный Рыцарь и сам не заметил, как уже твёрдо порешил вступить в неведомый край, и уста его словно сами собой вымолвили: «Отчего же не попытать счастья».