— Цыц, дурища! — Обычно смирный и неразговорчивый Касьян отвесил жене хорошего леща. — Заткнись! Пойдем-ка, Михайло, потолкуем кое о чем.

Отчим с опаской выглянул из приоткрытой двери, остерегаясь чужих ушей. Хотя англичане человеческих языков не знали, но мало ли чего — береженого бог бережет. Во дворе никого, лишь у избы мается бездельем свирепого вида часовой с ружьем. У-у-у, иродово отродье!

— А не сходить ли тебе, Миша, за грибами?

— Куда? — удивился парнишка. — Сушь третью седьмицу стоит, какие же сейчас грибы?

— А ты на болотце вдоль Змеиного ручья посмотри.

Минька недоверчиво покачал головой и поскреб в затылке. Вот это да, сколько себя помнил, всегда запрещали туда ходить, а тут сам посылает!

— Боишься?

— Я? — Возмущение захлестнуло парнишку. — Да я, между прочим, уже два раза… ой!

— Бывал, значит? — Не вопрос, скорее утверждение. — Дашку с собой заберешь. Понял?

— Чего не понять-то? Заберу.

— И это, Миш… — Голос отчима дрогнул. — Удочки с собой еще захвати, мало ли, заночевать придется, хоть уклеек в Вороньей речке наловишь. Все не с пустым брюхом.

— Тута всего четыре версты.

— А я сказал — придется заночевать!

Уходили из деревни огородами — очень уж отчим просил не попадаться солдатам на глаза. Дашка, несмотря на малый возраст, терпеливо перенесла ползанье по огуречным грядкам, перелезание через плетень, даже когда в заросли крапивы попали, и то не заревела. Не зря Минька показал ее сберегаемого с самого Рождества леденцового петушка на палочке и посулил отдать целиком за хорошее поведение.

Прихваченное лукошко, будь оно неладно, мешало ползать и лазать, но там кусок хлеба, две репки и моток лесы из конского волоса. И величайшая для каждого мальчишки драгоценность — настоящий железный крючок. Не приведи господь иноземцам на глаза попасться — обыщут и отберут сразу же. И откуда нехристей привалило? Куда ни глянь, всюду они. И много-много! Сам Минька умел считать только до сотни, но этих сотен тут видимо-невидимо. Пять, а может, и все восемь. Кто-то прямо на костре ворованных поросей жарит, кто-то складывает на телеги связанных по ногам овец, иные просто сидят и гогочут, передавая друг дружке большие глиняные кружки. Не иначе, у кого-то брагу отняли.

Сразу за огородами нырнули в высокую рожь. Мишка поначалу опасался, вроде как барское то поле, но потом решил, что от барина не убудет, если они немного потопчут, и потянул за собой сестренку. Жалко хлеб, а куда деваться, ежели везде красные мундиры?

Едва вышли на другой стороне, как Дашка потребовала обещанное:

— Питуска давай! — Топнула босой пяткой и набрала полную грудь воздуха, готовясь зареветь в случае отказа.

Делать нечего, пришлось доставать из-за пазухи завернутую в чистую тряпицу сладость. Развернул, облизал со всех сторон, будто бы проверяя сохранность вкуса, и протянул:

— Держи! Только всего сразу не ешь.

— Пасяму?

— Сладкая будешь слишком — непременно козюля ужалит. Мы же на Змеиный ручей идем, знаешь?

— Да? — Девочка ненадолго задумалась, а потом решительно запихнула лакомство в рот. — Ты бойсой! Ты сех козюй убьесь!

Минька аж поперхнулся от таких слов и не нашелся, чего ответить. Петушка, конечно, очень жалко, но и выглядеть в глазах младшей сестры последним трусом тоже не хотелось. Подумаешь, гадюки! Да он этих гадюк одной левой! Вот только выломать прутик покрепче… и всех…

Мальчишка представил себя богатырем, срубающим Змею Горынычу сразу три головы. Нет, лучше четыре! И хвост заодно! Дашка с восторгом и восхищением смотрела, как прутик со свистом рассекал воздух — вот он сбивает наземь васильковые и ромашковые вражьи полчища, вносит опустошение в репейную орду, а по неприятельскому генералу-чертополоху бьет с такой силой, что того отбрасывает на несколько шагов.

И, кажется, будто земля дрожит и пыль клубится вдали — верный конь стучит копытами, спеша на помощь. Ну будет ужо врагу потеха!

— Кусна! — Дашка облизала большую деревянную ложку и отложила ее в сторону. — Паси бох!

Девчонка осоловела после непривычно сытной еды, но все равно с сожалением проводила взглядом уносимый котелок с недоеденной кашей. Глаза закрывались сами собой… клюнула носом… встрепенулась… И тут же завалилась набок, не в силах бороться с непреодолимым сном. Сидевший рядом пожилой дядька хмыкнул, улыбнулся чему-то своему и переложил ребенка на сложенную в несколько раз попону.

— Сестра?

— Ага, — ответил Минька, торопливо работая ложкой. — Младшая.

Вопросы вопросами, но съесть нужно все, что положили, иначе хозяева обидятся и не предложат добавки. Дядька-то вона какой сердитый! Хотя ни разу даже брови не нахмурил, но все остальные к нему и приближаться опасаются. А если подойдут, то непременно вытягиваются и называют вашим происходительством. Нерусский, наверное, с таким-то именем и прозвищем. Может, татарин? Набравшись храбрости, Мишка решился спросить об этом напрямую.

Дядька смеялся долго, пока торчащие в стороны усы не опустились вниз, намокнув от текущих по щекам слез. И чего такого смешного нашел?

— Ты что, малец, никогда гусар не видел?

— Ладно врать-то! — Каша кончилась, поэтому можно говорить начистоту. — Какие же вы гусары? У гусар мундиры в золотых узорах да кивера высокие с бляхами… а у вас?

— А что у нас? — «происходительство» сдвинул на ухо смушковую шапку с алым верхом, перекрещенную голубым шнуром, и стукнул кулаком по колену, обтянутому сукном блеклого зеленого цвета. — А у нас полевая форма Ахтырского полка, высочайше утвержденная самим императором Павлом Петровичем.

— Так ты гусар?

— Бери выше — целый генерал-майор.

— И сабля есть? — Косой быстрый взгляд на ножны. — Пока не покажешь, ни в жисть не поверю!

— Ну и хитрец! — генерал раскусил немудреную уловку и, вытащив оружие, протянул рукоятью вперед. — Держи.

— Навовсе? — ахнул Минька.

— Ну уж нет. Хотя… Иван Дмитриевич!

— Да, Ваше превосходительство! — гусар в точно таком же мундире возник буквально из ниоткуда.

— Иван Дмитриевич, — продолжил генерал, — вы не находите, что важные сведения о противнике, доставленные… э-э-э… Как там тебя?

— Нечихаи мы.

— Да! Сведения, доставленные Михаилом Нечихаевым, заслуживают определенной награды?

— Пожалуй, верно! Наградим прямо сейчас?

— Непременно!

У Мишки сперло дыхание, и мысли лихорадочно заметались в голове. Кабы гривенником пожаловали! Али пятиалтынным. И мамка не так будет по корове убиваться… Может, полтину дадут? Урожай собрать, так и зиму получится протянуть… Рубля бы хватило…