Конечно, нужно было переключатель открытого типа заменить на герметичный пакетный переключатель, но сделать это было невозможно — переключатели изготовляла ленинградская «Электросила», а Ленинград был в блокаде.

В связи с пожаром на «К-3» командир бригады приказал на всех ПЛ типа «К» сделать герметичным кожух воздуховодов в V отсеке и поставить гетинаксовые изо-

[235]

ляционные перегородки с обеих сторон щитка переключателя питания ПС № 5. Приказ готовил сам Браман; сразу после выхода приказа он был назначен командиром БЧ-V на «К-21», лодка ушла в Росту на ремонт. Несмотря на все возможности, этот приказ на «К-21» выполнен не был и это было началом беды.

12 февраля в 11.57, когда лодка шла в надводном положении в 30 каб. от вражеского берега, брызги воды из негерметичного кожуха воздуховода попали на открытый переключатель питания ПС № 5 и из-за короткого замыкания на ПС № 5 возник пожар. Остановились масляные электронасосы и насосы охлаждения дизелей. В отсеке заклубился едкий дым, пополз угарный газ.

Первым среагировал Николай Коконин, который был в IV отсеке. Он ворвался в V отсек и сразу же остановил дизели, уже работавшие несколько секунд при остановившихся насосах. Схватил полушубок, накинул его на голову и кинулся к подстанции. Обесточил ее и попытался сбить пламя, но потерял сознание и был вынесен из отсека. К этому времени в отсеке уже боролись с огнем мотористы Майоров, Мац, Березкин. Огонь жег их одежду, руки, лица, дым и угарный газ душили их, но они бились с огнем, сколько было сил. Майоров также потерял сознание и его унесли из отсека. Придя в себя, он опять бросился в огонь и покинул отсек только по приказанию командира. Гасили огонь и старшина группы Сбоев, моторист Елигулашвили, электрик старшина 2 статьи Мошников.

Но размеры пожара все увеличивались, подстанцию погасить не удавалось. Сказалась роковая ошибка: если питание подстанции из VI отсека было сразу отключено Николаев Сусловым, то аварийное питание из IV отсека отключено не было. Когда это сделали, огонь уже усилился настолько, что погасить его было невозможно. Когда Владимир Браман ворвался в отсек, пламя уже переходило на левый борт, возникла опасность взрыва расходного топливного бака, горело в таких узкостях, где сбить пламя было невоз-

[236]

можно. Горело все, что могло гореть: краска, пробковая облицовка корпуса, резиновая изоляция электрокабелей, масло, солярка, ветошь.

Если бы пожар усилился, взрыв расходного топливного бака был бы неизбежен — целая тонна солярки ринулась бы в горящий отсек и гибель была бы неминуема. Оставалось последнее, хотя и пассивное средство — герметизация отсека. По совету Ивана Липатова такое решение было принято Луниным. Отсек был загерметизирован и оставалось только ждать, когда пламя утихомирится или же…

Тем временем в остальных отсеках готовили лодку к максимальной готовности в различных вариантах обстановки. Николай Суслов и Владимир Конаков обеспечили лодке ход под электромоторами, Николай Фадеев в VII отсеке управлял вручную вертикальным рулем по команде из центрального поста.

Лунин принял решение — при нападении на лодку биться до последнего, а лодку взорвать. В I отсеке мичман Петр Гребенников и старшина 2 статьи Александр Бойчук заложили подрывные патроны у торпед, Шифровальщик Александр Глебов заготовил по приказу командира три шифровки: «на борту пожар, хода не имею»; «веду артбой с противником»; «погибаю, но не сдаюсь».

И, вместе с тем, никто не впал в панику, не потерял присутствия духа, не спраздновал труса, хотя все и понимали опасность положения. Краснофлотец Елигулашвили чистил картошку в IV отсеке у переборки в V отсек, нагревшейся до 150°, и во все горло распевал грузинские песни. Артрасчеты на палубе лодки на холодном ветру, под брызгами волн стойко несли службу у пушек, готовые в любую секунду открыть огонь.

Тем временем огонь в V отсеке, лишенный притока кислорода, медленно угасал и температура в отсеке понижалась. Через 1 час 10 мин стало ясно, что пламя окончательно угасло. Командир БЧ-V Браман, мичман Сбоев, мотористы Березкин, Баклаг, Свистунов и Пильгуй надели кислородные изолирующие приборы, взяли огнетушители и вошли в отсек. Они нашли

[237]

там страшное зрелище! Нет ничего хуже пожара на корабле! Кое-где еще тлела обшивка, пришлось ее поливать из огнетушителей. После элементарного наведения порядка и уборки обгоревших кусков, насколько это было возможным, мотористы и электрики начали детальный осмотр и дефектацию механизмов и электропроводки, чтобы определить объем нанесенных им повреждений и возможность введения в строй. Вот здесь и пригодился опыт, полученный при ремонтах лодки на заводе и в базе, когда из-за нехватки там специалистов личному составу приходилось выполнять весьма значительный объем ремонтных работ.

Когда осмотр был закончен и выяснилась общая картина повреждений, Лунин созвал короткое совещание командиров и, заслушав их доклады, сказал:

— Я очень рад. Никто из вас не заявил, что объем повреждений вынуждает нас вернуться в базу на ремонт, не выполнив боевые задания. Вижу, что могу целиком положиться на экипаж в любой, самой тяжелой ситуации. Со своей стороны могу вас заверить, что и вы можете положиться на вашего командира. Конечно, и речи быть не может о возвращении в базу — слишком важные боевые задачи должны выполнить мы с вами.

Минное заграждение должно преградить дорогу фашистским кораблям, принудить фашистов тратить силы и ресурсы на протраливание фарватеров. Высадку диверсионно-разведывательной группы и ее успешные действия нам трудно оценить, но важность их боевой работы даже в масштабах флота несомненна. Что подумают эти люди, если мы вернемся, что называется, несолоно хлебавши. Если же мы сумеем справиться со своими бедами и успешно высадить группу, то их мнение о нас будет так высоко, что они будут совершенно уверены — таких людей, такой флот, такую армию победить невозможно и поражение фашистов — это только вопрос времени.

С другой стороны, что скажут командующий флотом, наши друзья в бригаде? Они спросят себя, за что

[238]

нашей лодке только что дали орден Красного Знамени? Почему у этой лодки такая слава? Есть ли у нас ответ на эти вопросы? У нас может быть только один ответ — выполнение боевого задания!

Сергей Александрович, товарищи командиры, разъясните личному составу мое решение — мы ремонтируемся и продолжаем выполнение боевого задания. Я уверен, что команда нас поймет и поддержит! Теперь конкретно. Товарищ Браман! Сколько времени нужно, чтобы лодка смогла выполнять боевые задания?

— Часов двадцать, товарищ командир!

— Сократитесь, насколько можете!

— Постараемся, товарищ командир!

Прежде всего был обеспечен пуск вспомогательного дизеля (помните — «ишака»), подали временное электропитание на управление кормовыми горизонтальными рулями и вертикальным рулем.

А затем приступили к ремонтным работам в V отсеке. Выгорела практически вся его носовая часть— подстанция, часть силовых кабелей, проходящих через переборку, система освещения, сигнализация устройств, находящихся в VI и VII отсеках, нуждались в чистке и проверке электромоторы насосов и т. д. Хотелось бы обойтись без технических подробностей, но как тогда обрисовать объем работы, выполненной героями-электриками и помогавшим им личным составом? У сгоревшей подстанции было 32 предохранителя. От нее питались масляные и водяные насосы дизелей, насосы гидромуфт и масляных сепараторов, валоповоротных устройств обоих бортов, обогрев масляных цистерн, грелки сепараторов, приборы регенерации, электрогрелки в отсеке, обогрев приборов вне прочного корпуса.