Мутенков подумал и кивнул. «Уже хорошо, — подумал Сева. — Продолжим наводить мосты…»

— А скажи ты мне, Витек… только честно… что у тебя, такое уж говно Маринка-то? Чего ты с этим татарином, который уже сегодня на первом же допросе заложит тебя со всеми твоими потрохами, чтоб самому отмазаться, по телкам бегаешь? Сами ж говорили, — он кивнул на шелестящий перемоткой магнитофон, — что грязные, блин, шалавы, а? Или ты у него шестеришь? Куда прикажет, туда и бежишь? Опять же и этот отпуск среди зимы…

— Да нет… — даже как бы обиделся за партнера Мутенков. — У нас типа нормально все. Не, в натуре! — он повернулся к Голованову, чтобы казаться убедительней. — А про отпуск — это не он…

— А-а, Ну конечно, Митяй велел, — спокойно заметил Сева, не отрывая взгляда от дороги. — На службе-то не получается бомбить лохов без перерыва, а тут — лафа, гуляй не хочу! Так, что ли? — он с насмешкой посмотрел теперь на парня и увидел, что у того даже челюсть отвисла от какого-то суеверного страха. Значит, попадание в яблочко.

И теперь, чтобы не потерять инициативы, надо было дожимать парня. Забыть на минутку про Митяя, чтобы потом вернуться, когда у Мутенкова уже не останется иного выхода, кроме как колоться, причем поскорее, пока за него этого не сделали другие…

И снова Голованов вернулся к больной для парня теме семьи. Тут он и сорвался, наконец стал доказывать, что на те гроши, которые получает, ни семью, ни жилье содержать нельзя. Вот и приходится поэтому… Сева не мог не посочувствовать и тут же плавно перешел к офицерским погонам, выяснив, что затея конечно же была не его, не Виктора, понятное дело. Значит, опять подошла очередь Митяя.

И Сева напомнил фразу из записанного разговора насчет следака, которого поили водярой. Вздрогнул Мутенков, забыл уже об этом. А Сева спросил, кто велел им уделать парня? Опять, что ли, этот Митяй? Но парень теперь глухо молчал.

— А я знаю, чего ты сейчас боишься, — небрежно заметил Голованов. — Митяя этого и боишься. Ну да, как же! Он ведь среди вас, дураков, самый умный! Подставы страхует. Вам помалу отстегивает и тем в своих руках держит, заказы делает, а вы исполняете, как и другие его шестерки. Только понимаешь, что я теперь скажу тебе, Виктор? Как Семку-Мышь мы взяли, так и Митяя твоего тоже возьмем. И он тут же всех вас и сдаст. Сам подумай, кто вы ему? Воры в законе? Авторитеты? Вы шелупонь, пена, дунул — и нет вас. Он же понимает, что иначе ему самому такой срок обломится, что до конца жизни хватит. А если станет сотрудничать со следствием, то ему, глядишь, и скостят малость. А там, при хорошем поведении, и амнистия засветит. В то время как вас, ребятки, упекут без всякого снисхождения. Как пособников бандитов. Добавлю еще, что таких, как вы, очень не любят в местах заключения. Могут взять да по ошибке засунуть не в «ментовскую зону», а в общую, к уголовникам. И если вас там сразу над парашей не согнут, выйдете окончательно уже бандитами. А после — дорожка известная. Один раз живем! Кровищи вокруг себя напустили и кончили пулей. Либо от нас — при попытке, так сказать, сопротивления, либо от своих, что вероятнее. Стоило семью-то заводить? Не знаю. Ведь по-человечески и пожить не успеешь… Да, между прочим, дружка своего ты больше не увидишь, разве что уже на суде, когда обоих в клетку посадят. Но он-то станет, скорее всего, тебя валить, хоть ты и помоложе на год… Получается так, — без перехода, задумчиво сказал Сева, — что того следователя тоже Митяй вам заказал… Да? — он посмотрел на Мутенкова, и тот неожиданно кивнул, — видимо, уже по инерции, неосознанно. — А Митяй авторитет? Ну вот и концы связались, Витек, дурная твоя башка. Мой тебе совет, послушай следователя, я его много лет знаю — честный мужик и зря чужие грехи на твою шею вешать не станет. Дочку свою пожалей…

— Ага! — вдруг словно обозлился Мутенков. — Меня посадят, а уж вы ее сами пожалеете, да?! Ничего не знаю! Ничего не скажу, хоть режьте! — и отвернулся.

Но это была, вероятно, последняя его вспышка.

— Я ж говорю — дурак, — хмыкнул Голованов. — Неужели ты думаешь, что мы на вас случайно наехали, парень? Не скажу! Не знаю! И не надо. Очнись! Помнишь, на Волоколамке человечка такого, в серебристом «лексусе», на подставе прихватили? Ну вы с Сафиевым тогда и набежали. Все советы еще давали, как к оценщику в Опалиху проехать. Вспомнил? Так вот, та девка, на которую вы пялились, вовсе не девка была, а наш переодетый оперативник, тезка твоего Сафиева, между прочим, тоже Николаем зовут. А твой-то еще пару сотен сшиб, чтоб не лезть в машину, документы не проверять… Я тебе по секрету скажу, слушали мы ваш разговор и от хохота покатывались. А потом в той Опалихе, пока мы догоняли Хомута с Сигой, а позже к ним подгреб и Паленый, — так вот, пока ехали, эти самые наши ребятки вдвоем уделали всех троих братанов таганских, хозяина автосервиса — Егорыча вашего, и его шестерок тоже. Можешь сам поехать спросить… Хотя… — Сева взглянул на него и ухмыльнулся. — Кто ж теперь тебя такого выпустит? А вы себе головы ломаете, — он кивнул на магнитофон, — почему теперь Паленый раком ползает… Так что давно мы уже за вами ездим. Много чего интересного насмотрелись и наслушались — во! Выше крыши! Да ладно, чего я тебя уговариваю! У тебя своя башка на плечах. Дурная, но другой же нету?.. Вот мы вам сегодня кино покажем — про ваши художества на кольцевой, послушать ваши тайные разговорчики дадим и… как говорится, поезд ушел! Ваши чистосердечные признания никому больше не будут нужны. И суд это очень правильно поймет…

Не был уверен Голованов, что его разговор с Мутенковым принесет какие-то немедленные плоды, что тот легко расколется и станет выдавать всех своих подельников подряд. Не вдвоем же с Сафиевым они, в самом деле, шуровали на дорогах! МКАД — хоть и целая империя, однако без сержантов с капитанскими звездочками на погонах обойтись тоже не может. Но тем не менее надеялся — показались ему слезы Виктора естественными, не фальшивыми. И то, что парень кивал, а не говорил «да» или «нет», тоже подсказывало, что он, конечно, боится, но и где-то внутренне, возможно, готов к переменам, которые в нем могли бы произойти — при дальнейшей, разумеется, и тактичной работе. Ну а в этом смысле отказать в умении общаться с подследственными Александру Борисовичу никак нельзя. Вот и флаг ему в руки!

1

Вячеслав Иванович Грязнов не без оснований полагал, что гоняться всей толпой за какими-то сопляками мальчишками лично для него дело унизительное и недостойное. Если Саня считает, что захваты подобного рода должны осуществлять сотрудники в генеральских погонах, это его право. Нравится, пусть бегает. Сам же он был уверен, что вполне можно обойтись Володькой Никитиным и группой оперативников. Ну и Сева там еще с Володей Демидовым, так чего суетиться?

Сам же он видел, что куда полезнее в настоящий момент заниматься более важным и ответственным делом, каковым является — будь он сто раз проклят! — джип старины Пита. И Реддвей теперь конечно же не слезет с шеи Меркулова, на которую уже взгромоздил свою зверскую тушу, и будет подгонять Костю всеми доступными ему способами. Тут тебе и международный конфликт, и «разочарование», как иронизирует Александр Борисович, и «озабоченность», и… да ну их всех, этих дипломатов, в самом-то деле! Но выхода все равно нет. Питер прет на Костю. Костя давит на Турецкого с Грязновым. А на кого должны давить уже они сами? А на ту же «Глорию», поскольку сам факт проведения официального расследования данного инцидента с привлечением Генеральной прокуратуры у любого разбирающегося в ситуации человека вызовет разве что снисходительную ухмылку: дескать, заниматься ребятам больше нечем, резвятся, черт их дери! Значит, все это должно выглядеть как бы неофициально.