Приватизировав тюрьмы и при этом практически ничего не тратя на поддержание инфраструктуры и на заключенных, они очень быстро сделают большие деньги. А потом продадут свои контракты или же объявят себя банкротами.

— Веселенький сценарий, — вздохнула Дженнифер. — Кстати, Ленни, а что ты знаешь о братьях Рафферти, Брюсе и Тайлере?

— Они суют свои хоботки туда, куда никто другой и на километр не подойдет, — ответил Ленни и тут же густо покраснел. — Извини, я не хотел быть таким грубым.

Дженнифер опустила голову, чтобы он не видел ее улыбки. На Уолл-стрит все ругались, как сапожники, — эвфемизмы здесь были не в ходу.

— Мне нужно выяснить о них вот что: кидают ли они своих партнеров так же, как инвесторов.

— Я не знаю, — серьезно сказал Ленни. — Но это несложно выяснить. Позвони мне во вторник, к тому времени я буду знать. А ты почему спрашиваешь? Думаешь, у них есть какое-то влияние в «ДРУ Интернэшнл»?

— Да нет, это на всякий случай. Признаться, у меня еще нет даже приблизительного плана действий. Я просто выясняю все возможности.

— Хотел бы я, чтобы ты просто вышла отсюда и забыла обо всем.

Дженнифер тяжело вздохнула:

— Том обещал, что он надавит на Макбейна.

— Я бы на твоем месте не верил ни одному слову Тома, — мрачно ответил Ленни. — И аннулировал бы доверенность. Учти: если он начнет подбираться к твоим ценным бумагам, я ему дам по рукам. Заранее предупреждаю.

— Послушай, если он не хочет на мне жениться, это еще не значит, что он вор и собирается намеренно мне вредить! И Дональд никогда меня не обманывал…

Ленни мрачно смотрел в пол, и Дженни нахмурилась.

— Так или иначе, я скоро выйду отсюда. Но я не должна допустить, чтобы другие женщины пострадали из-за спекуляций «ДРУ Интернэшнл». Большинство из тех, с кем я здесь познакомилась, — не преступницы. Они сами жертвы.

Время свидания подошло к концу, но Ленни не уходил.

— Послушай, а почему ты не открываешь коробку, которую я тебе принес? Разве тебе не интересно, что там?

— Еще как интересно, — улыбнулась Дженни. — Я же обычная женщина из мяса и костей. Я всегда любила подарки, а здесь они для нас как манна небесная.

— Все было так красиво упаковано, — вздохнул Ленни. — Но они ее открыли. Теперь стало, конечно, хуже.

Он показал девушке большой красный бант; под ленту была засунута газета «Уолл-стрит джорнел». Было очень красиво: черно-белые страницы и красная лента.

— Не расстраивайся: не поваляешь — не поешь, — успокоила его Дженнифер. — А за газету спасибо — здесь совершенно нечего читать. — Она заглянула в коробку. — О боже! Замечательное мыло! «Флорис»! Как ты догадался, что это мое любимое?

Ленни пожал плечами и покраснел. Но Дженни не заметила его смущения: она наслаждалась разглядыванием подарков. Зубная паста, дезодорант, чипсы, луковая приправа, печенье и целая коробка роскошного шоколада «Ришар». Правда, все упаковки были разорваны, и содержимое частично высыпалось.

— Мне очень жаль, — сказал Ленни, — но они зачем-то все распечатали.

— Искали контрабанду, — равнодушно ответила Дженни и пожала плечами. — Слава богу, хоть не съели. Наша семья будет в восторге.

— Я буду приносить их каждую неделю, если они тебе так нравятся, — предложил Ленни.

Дженни удивленно взглянула на него. Разве мужчины бывают такими милыми и заботливыми? Ну, наверное, бывают. Те, с которыми скучно. Она с интересом взглянула на Бенсона. Этот человек, который приходил к ней и занимался проблемой «ДРУ Интернэшнл», был вовсе не скучным. Он был совсем не похож на того скованного, молчаливого парня, который работал в «Хад-сон, Ван Шаанк и Майклс». Сколько в жизни интересного! Никогда нельзя судить по внешности. Может быть, все мужчины не такие; какими кажутся?..

— Как ты назвал Тома?

— Тома? Желтым скунсом. И он такой и есть.

— Да.

«Может быть, не все мужчины желтые скунсы?» — думала Дженнифер, глядя на Ленни.

— Что с тобой? — спросил он. — Ты стала такая тихая.

— Ничего, — ответила девушка. — Все хорошо.

И она снова опустила руку в драгоценную коробку с подарками.

Звонок переговорного устройства вывел Гвен из задумчивости.

— Миссис Хардинг, комиссия уже собралась. Ждут только вас, — прозвучал из динамика голос мисс Ринглинг.

— Спасибо. Я сейчас выйду.

Сегодня был судный день для Шер Макиннери. Гвен могла сказать об этой женщине только хорошее. Какое счастье, что хоть кто-то выйдет из Дженнингс до того, как здесь начнется этот ужас! Гвен оставалось надеяться, что Макиннери не будет вести себя, как в прошлый раз, и не упустит возможности выйти на свободу. К сожалению, иногда такое случалось. Страх перед большим миром за стенами тюрьмы и раздражение, которое вызывали чопорные самодовольные члены комиссии, заставляли женщин делать глупости. Они вели себя вызывающе или нарушали правила и снова оставались в тюрьме. Но Шер Макиннери была не из «профессиональных» заключенных. Она отличалась разумным поведением, особенно после того, как Мовита приняла ее в свою семью. Подумав об этом, Гвен вздохнула. В пеницитарной системе существовало много правил, придуманных мужчинами для мужчин, которые не годились и были даже вредны для женщин. Одно из самых неприятных требований заключалось в том, что досрочно освобожденные не имели права общаться с заключенными. Для мужчин это имело смысл, так как многие молодые люди, впервые попавшие в тюрьму, перенимали криминальные приемы у опытных мошенников и воров, которые втягивали их после освобождения в свои преступные сообщества. Но женщины — особенно приговоренные к долгим срокам — серьезно привязывались к подругам по заключению и потом могли бы поддерживать друг друга на свободе. Запрещать им вступать в контакт с другими членами их семьи было не только излишней жестокостью, но и приводило к обратным результатам.

Отрывать Шер от ее сестер по несчастью было жестоко и несправедливо. Ведь когда Шер выйдет отсюда, ей нельзя будет общаться с Мовитой, Терезой или Зуки, не только пока они сидят в тюрьме, но и потом, когда кто-то из них окажется на свободе.

Отбросив бесполезные сетования, Гвен достала досье Макиннери и вышла из кабинета. Она улыбнулась сидящей за своим столом Мовите.

— Перемены полезны для всех, Мовита, — сказала она и пошла исполнять свою роль мамы, учительницы и медсестры — может быть, в последний раз в своей жизни.

После заседания Гвен постаралась сохранить непроницаемое выражение лица, чтобы Мовита не смогла догадаться о принятом решении. Она знала, что женщины очень близки, но комиссия должна была сама объявить результат. Не годится о таком серьезном деле, как досрочное освобождение, узнавать из сплетен и слухов.