Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу смутившись, потому что и сама мысленно называла ее так же, я спросила:
– А как бы вы предпочли, чтобы вас называли?
– Хм-м… да просто «женщина», наверное, – подумав немного, она добавила: – Хотя, пожалуй, «милая женщина» звучит не менее развязно. Ну ладно, хорошего вам дня, – с этими словами она захлопнула дверь.
Оставшись одна у порога, я задумалась о работе, за которую вдруг взялась, и, как теперь оказалось, не я одна. На соседнем доме с табличкой «Имакава» висел плакат с синим силуэтом утоляющей жажду женщины и плакат «Одиночества больше нет!», только не с женщиной, а с мужчиной на снимке.
Обходя окрестные улицы, я заметила, что хотя на одних домах висят исключительно плакаты господина Монага, а на других – и его, и «Одиночества больше нет!», дома, на которых были бы вывешены только плакаты «Одиночества», не попадаются.
Возможно, потому, что домов и с теми и с другими плакатами было настолько много, я обнаружила: чем больше я встречаю плакатов «Одиночества больше нет!», висящих рядом с нейтральными плакатами господина Монага, тем сильнее чувство, будто они выпущены одной и той же организацией. Это ощущение напомнило мне, как я впервые узнала, что компания «Даскин», специализирующаяся на чистке, находится под тем же управлением, что и «Мистер Донат».
Однако чем дольше я смотрела на эти плакаты, тем яснее становилось, что назначение у них совершенно разное: один был однозначным и сосредоточенным на конкретном поведении – «пейте воду для профилактики теплового удара», в то время как акцент второго носил более психологический характер. Эмоциональная нагрузка одного ощущалась совершенно не так, как другого. И мужчина, и женщина на снимках действительно выглядели очень привлекательно, но чем дольше я смотрела им в глаза, тем более неловко чувствовала себя.
Предыдущий набор плакатов от господина Монага составляли небесно-голубой с тепловым ударом, желтоватый с текстом «Старайтесь больше ходить ради вашего здоровья» и еще один – теплого персикового оттенка с лозунгом «Не забывайте поздравлять соседей!» По-моему, они были разработаны с таким расчетом, чтобы вместе составлять нежное, успокаивающее сочетание. Но как только к ним добавлялся плакат «Одиночества больше нет!», вам напоминали, что в конечном счете все они – просто обычные плакаты, расклеенные повсюду в городе, – впрочем, пожалуй, это явление к конкретным особенностям плакатной кампании «Одиночества больше нет!» имело меньше отношения, чем к нарушению ими единообразия плакатов господина Монага.
Напротив дома госпожи Омаэ находился дом с табличкой «Тэруи», на котором красовался плакат «Старайтесь больше ходить ради вашего здоровья» рядом с вариантом «Одиночества» с фото женщины. Пока я стояла, разглядывая эту пару, из дома вышел старик в кепке и куртке.
– Господин Тэруи? – рискнула предположить я. Он кивнул и улыбнулся, подняв только один уголок рта.
– Я пришла, чтобы поменять вот этот плакат, – объяснила я. – У меня есть красный о безопасности на дорогах, зеленый о том, чтобы город стал более зеленым, и голубой об экономии воды. Какой бы вам хотелось?
– Да любой, – ответил старик, скривился и добавил: – Мне все равно.
– В таком случае могу предложить вам безопасность на дорогах, – ответила я, вытянула плакат из рулона и показала старику. Он кивнул. – Можно узнать, как на вашем доме появился вот этот плакат с женщиной?
– Да это потому, что явились ваши.
– Извините, что вы имеете в виду?
– Ваши явились и спросили, можно ли повесить один из ваших плакатов, и я сказал, что можно, – объяснил господин Тэруи с выражением лица, говорившим, что лучше бы он этого не делал. Его рука – не та, которая опиралась на трость, а свободная, – заметно дрожала. – А потом пришла она и спросила разрешения наклеить свой. Эта женщина на плакате, – и он указал на него.
– Вот оно что!
– Ваши метят дома тех, кому все равно, какие на них висят плакаты.
– Ясно, – сказала я. Его объяснение сразу обрело для меня смысл. Догадавшись по его словам, что стоило бы попытать удачу, я спросила: – А как насчет повесить два наших плаката на этот раз?
– Нет, оставлю лучше эту женщину, – коротко отказался он, пресекая мою робкую попытку.
– Ну если передумаете… – Я улыбнулась ему.
Раньше я никогда не занималась работой, в которой присутствовал бы элемент продажи, но оказалось, возможность вести себя так беззастенчиво чем-то даже приятна.
– Может, пропустите, наконец? Я иду играть в сёги.
– О, конечно. – Я посторонилась.
– Или, может, схожу на встречу, – рассуждал он вслух, обращаясь к самому себе. – Да, так будет даже лучше. Там и девчонки есть, и чай подают, – с этими словами он скрылся за углом.
Только теперь сообразив, как сглупила, не задав старику вопросы из опросника, я покачала головой. Записав мнение господина Тэруи о том, что плакаты господина Монага служат приманкой для плакатов «Одиночества больше нет!», я отправилась обедать.
За три дня я обошла «Участок 1» и перешла к «Участку 3». С хозяевами некоторых домов, как с супругами Тадокоро, мне так и не удалось побеседовать, но те люди, которые открывали мне двери, отвечали на вопросы безропотно и спокойно воспринимали замену плакатов. Одна женщина даже спросила, нельзя ли ей оставить прежний плакат с водой, потому что хотела повесить его у себя в комнате. По-видимому, она была писателем-фрилансером. За эти три дня мне стало ясно, что дизайн плакатов разработал сам господин Монага. Я узнала, что его основная специальность графический дизайн и что пока я блуждаю по окрестностям, он занимается оформительской работой – не только плакатами, но и прочими заказами от других клиентов.
Когда я передала ему мнение господина Тэруи о том, что наши плакаты служат приманкой для «Одиночества больше нет!», он явно разволновался.
– А ведь и правда, – отозвался он. – У меня возникали смутные подозрения, но я об этом толком не задумывался. Да, в этом определенно есть смысл.
Мне хотелось спросить господина Монага, в чем заключается его истинная цель – в самом деле расклеивать свои плакаты или скорее не давать другим людям расклеивать свои, – но для третьего дня работы вопрос был не самый подходящий. И я вместо этого спросила:
– А