– Как дети? – спросил я. – Они скучают по мне?

Она сказала, что Герб младший переведен в группу «Б» девятого класса. Я вздохнул.

– Какие еще приятные новости ты привезла?

– Мы получили письмо от адвоката мистера Уррутия-Блейлебена.

– Джоан, только этого не хватало.

Мы соседствовали с военным атташе Уругвайского посольства, на редкость неприятным человеком, державшим бассетов, которые всю ночь лаяли на луну, даже когда она не показывалась. Несколько месяцев я терпел молча, но в конце концов пригрозил соседу судом. Вот тогда-то Герб младший взял лук со стрелами и ранил одну из тварей в зад. С тех пор о добрососедских отношениях пришлось забыть. Однако, что бы ни придумал наш сосед, это могло подождать.

После ухода Джоан я попросил медицинскую сестру набрать номер Белого дома и позвать к телефону мистера Фили.

– Скажите, что я хочу его видеть. И немедленно.

Она передала мои слова.

– Он говорит, что очень занят сейчас. Может он прийти завтра?

– Скажите ему, что у него один час. После этого я начинаю связываться с прессой и давать интервью.

Через сорок пять минут дверь распахнулась.

– Господи, ну и денек.

На лице Фили играла улыбка алтарного служки, а в руках он нес огромную папку для бумаг, напоминавшую надгробную плиту.

– Где вы это стащили? В Арлингтоне?

– Как вы себя чувствуете?

– Отвратительно. Отвратительно, потому что меня предали.

– Это ужасно! – Самое неприятное было то, что Фили сказал это искренне. – Я могу что-нибудь сделать для вас?

– Можете. Что за мерзкие слухи вы распространяете?

– Хотите почитать пресс-релиз?

Он протянул мне папку.

– Я ее не удержу.

– Тогда я помогу.

– Нет, положите вот сюда!

И я стал читать.

БЕЛЫЙ ДОМ

31 августа 1992 года

12 часов 00 минут

Офис пресс-секретаря

Для немедленного распространения

Сегодня утром, после несчастного случая, произошедшего накануне вечером на Монхеган-айленде (штат Мэн), президент чувствует себя вполне удовлетворительно. Помимо небольших царапин, у него отек под правым глазом и рана на локте, потребовавшая хирургического вмешательства. Личный врач президента, майор Тодмэн Ф. Арнольд, считает, что президент будет в состоянии завтра покинуть госпиталь военно-морских сил и без каких бы то ни был ограничений принять участие в предвыборной кампании.

– У вас тут ошибка, – заметил я. Фили пожал плечами, а я продолжил чтение.

Герберт А. Вадлоу, управляющий делами президента, получил несколько более серьезные ранения.

– Несколько?

Врачи оценивают его состояние как удовлетворительное. У него небольшое сотрясение мозга, перелом ключицы, неглубокие раны на ступнях. Ожидается, что его выпишут из госпиталя в конце недели. В данный момент нельзя сказать определенно, сможет ли он полноценно работать во время предвыборной кампании.

Несчастье произошло в 11 часов 08 минут вечера, когда президент и мистер Вадлоу совершали прогулку по скалистому берегу в восточной части острова. Мистер Вадлоу поскользнулся на водорослях и покатился с обрыва. Если бы президент не прыгнул вниз и не подхватил мистера Вадлоу у подножия скалы, травмы последнего, по мнению майора Арнольда, оказались бы несовместимыми с жизнью. Мужественный поступок президента спас мистера Вадлоу, однако президент получил вышеупомянутые ранения, не опасные для жизни, но довольно серьезные и потребовавшие его срочной эвакуации с острова.

– Это вы виноваты, – сказал я.

– Герб, прежде чем вы выйдете из себя…

– Выйду из себя? Предатель!.. Посмотрите на меня!

– Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть, но есть мнение…

– Вот только не это. Потому что когда я слышу такое, то сразу понимаю – никакого мнения нет и в помине, а есть лишь мерзость и предательство. Обычно и то и другое соседствуют, как у вас.

Фили усмехнулся, еще сильнее разозлив меня.

– Наверняка вы воспользовались моим несчастьем еще до того, как меня осмотрел врач. Чего не сделаешь ради политической выгоды!

Он попытался прикинуться обиженным, правда, не особенно удачно.

– Вы действительно так думаете?

– Да вы бы без раздумий взорвали и дом, в котором собираются девочки-скауты.

– Вы серьезно?

– Серьезно, – отрезал я. – И если бы мне пришел в голову любой другой пример, даже более чудовищный, это тоже было бы справедливо.

– Хотите узнать, что было на самом деле?

– Я знаю, что было на самом деле. Он упал и чуть не угробил меня.

– Вы потеряли сознание…

– Я знаю, что потерял сознание.

– Произошло чудо, ведь вы еще легко отделались. Арнольд…

– Я должен быть счастлив, что у меня раны на голове, шее, плече и ноге.

– А Такер? – защищаясь, продолжал Фили. – Он мог сломать себе шею, но вы не дали ему упасть на камни. – Он зашагал по палате. – Неужели вы не понимаете? – Пресс-секретарь был не на шутку взволнован. – Вы спасли жизнь президенту Соединенных Штатов Америки. Герб, вы должны гордиться этим. Разве многие…

– Хватит. А это что такое? – спросил я, кивая на пресс-релиз.

– Это? – переспросил Фили.

– Да. Эта гадость… эта дешевка… эта ложь. Как насчет нее?

– Не знаю. Ночью мне казалось, что звучит совсем неплохо.

Он усмехнулся. В душе, как профессионал, он гордился собой, и поэтому он чувствовал себя невинным, какую бы гадость ни вывалил на людей. Я подумал об этом, и от злости постепенно не осталось и следа. Наверное, свою роль сыграли лекарства. Мне больше не хотелось сражаться. Когда занимаешься политикой, приходится на многое смотреть сквозь пальцы.

– Он хочет вас видеть, – сказал Фили. – Думаю, у него кошки на душе скребут из-за вчерашнего.

– Ну и правильно… Так и должно быть.

– Отлично. Я назначил пресс-конференцию на завтра, на одиннадцать утра. Мы сделаем общий фон, все в одном зале. Вы же не хотите, чтобы сюда набились журналисты с фотоаппаратами?

Мне страшно от того, что творится кругом.

Из дневника. 28 сентября 1992 года

Президент здорово выиграл, благодаря моим страданиям. Фили все правильно рассчитал. Президент был удостоен награды Американского Красного Креста как Великий Самаритянин. В общем, к тому времени, когда страсти утихли, он получил двадцать две награды. Я тоже присутствовал на банкетах в честь награждения президента, но в качестве бедного родственника. Когда в определенный момент на меня направляли свет, я, опираясь на костыли, поднимался на ноги, стараясь не думать о сломанной ключице, и изображая благодарность, поворачивал голову в ту сторону, где был президент. Фили называл это «сейчас вылетит птичка», а я – не иначе как непристойным фарсом.