В одной из своих послевоенных работ Э. Кырымал писал: «Как только осенью 1941 года большевики были изгнаны из Крыма немецкими войсками, первое, что имело место в общественной жизни тюрок Крыма, так это чрезвычайно быстрое возрождение мусульманской религии и связанных с ней религиозных обрядов и обычаев… В процессе этого религиозного возрождения в Крыму было восстановлено более 50 мечетей, а избежавшее казни и вернувшееся из ссылки мусульманское духовенство немедленно приступило к совершению богослужений в этих мечетях».[215]

Кырымал также не без удовлетворения отмечал, что наряду с восстановлением мечетей и религиозных обрядов в Крыму началось обучение детей основам мусульманской религии и возрождены бытовые мусульманские обычаи. Далее он подчеркивал, что «все это происходило в чрезвычайно тяжелых условиях войны и оккупации, и что инициатива возрождения религии исходила не от оккупационных немецких властей или местной административной власти, а от самих верующих мусульман, проявлявших при этом большую жертвенность и энергию».

Все это было действительно так, но только отчасти. На самом деле этот процесс был взаимонаправленным. То есть немцы, не без пользы для себя, активно использовали это «религиозное возрождение» в среде крымских татар. Из доклада народного комиссара внутренних дел Крымской АССР Г. Каранадзе мы уже знаем, что открытие мечетей и прочие религиозные послабления были одним из «хитрых приемов» оккупантов, направленных на завоевание доверия и лояльности крымских татар. Более того, во всех своих ранних приказах генерал-полковник фон Манштейн обязывал своих подчиненных уважать религиозные обычаи именно «крымских татар и мусульман». Не является секретом и то, что делал он это с целью заполучить как можно больше добровольцев в отряды «неорганизованной» самообороны. Наибольшее же значение исламский фактор приобрел для немцев тогда, когда вербовка крымско-татарских добровольцев приобрела более организованный и систематический характер.

Например, в организации и подготовке крымско-татарских рот самообороны существенная роль отводилась религиозному воспитанию их личного состава, которое должно было осуществляться путем тесного сотрудничества германских оккупационных властей и мусульманского духовенства. Следует сказать, что многие представители последнего одобряли набор крымских татар в германские вооруженные силы. Так, на упоминавшемся заседании Симферопольского мусульманского комитета 3 января 1942 года присутствовал «главный мулла городской мусульманской общины». В ходе заседания он взял слово и заявил, что «его религия и верования требуют принять участие в священной борьбе совместно с немцами, ибо окончательная победа для них (татар) не только означает уничтожение советского господства, но снова дает возможность следовать их религиозным и моральным обычаям». В конце заседания, после того как все основные договоренности были достигнуты, этот мулла попросил «освятить» их молебном по обычаю крымских татар. По свидетельству СС-оберфюрера Олендорфа, «татары встали, покрыли свои головы и, повторяя за муллой, произнесли три молитвы: 1-ю — за достижение быстрой победы, общих целей и долгую жизнь фюрера Адольфа Гитлера; 2-ю — за немецкий народ и его доблестную армию; и 3-ю — за погибших в боях солдат вермахта». Этот молебен означал начало «борьбы против неверных».[216]

В январе 1942 года, после начала кампании по набору добровольцев, многие муллы работали членами мусульманских комитетов и в созданных при них вербовочных комиссиях. Их главной задачей была подготовка общественного мнения, с целью привлечения наибольшего количества добровольцев.[217]

Безусловно, идеологическая и религиозная обработка личного состава добровольческих частей играли очень существенную роль. Однако нельзя не отметить, что помимо «духовной пищи» вступившим в такие формирования обещалось хорошее материальное обеспечение и создание всяческих льгот и привилегий для их семей. Так, согласно постановлению командующего войсками вермахта в Крыму, «всякое лицо, которое активно боролось ши борется с партизанами и большевиками», могло подать прошение о «наделении его землей или выплате ему вознаграждения до 1000 рублей…» При этом указывалось, что «крымские татары и другие коренные жители, принятые на службу в германскую армию, получают удостоверение от своей воинской части. Удостоверение и прошение должны быть отправлены установленным порядком сельскохозяйственному начальнику Крыма, который передаст его сельскохозяйственному начальнику района, в котором живет проситель…»

15 февраля 1942 года министр по делам оккупированных восточных областей Розенберг опубликовал «Закон о новом аграрном порядке». Целью этого закона было установление новых правил землепользования. В Крыму же он имел, помимо всего прочего, следующие последствия: всем татарам, вступившим в добровольческие формирования, и их семьям стали давать по 2 га земли в полную собственность. Им предоставляли лучшие участки, не считаясь даже с тем, что они принадлежали крестьянам, которые не вступили в отряды самообороны. Подобные мероприятия были особенно распространены в Ак-Шеихском и Симферопольском районах.

Следует сказать, что оккупационные власти были не единственной инстанцией, которое занималось материальным обеспечением добровольцев и их семей. Выше мы уже видели, что в Симферопольском мусульманском комитете для этих целей имелся специальный отдел (руководитель — Т. Джемилев). На местах эти функции выполняли соответствующие отделы районных комитетов. Обычно их помощь семьям добровольцев заключалась: в сборе теплых вещей (например, в Алуште), предоставлении возможности бесплатно питаться в специальной столовой (например, в Евпатории) или выдаче пенсии в размере от 75 до 250 рублей. Последний вид помощи практиковался повсеместно. Практически каждая крымско-татарская семья, в которой имелся доброволец, могла рассчитывать на такое ежемесячное или единовременное пособие.[218]

Невероятно, но факт: в условиях оккупации эти пособия выдавались бесперебойно! И даже после того, как Крым был уже полностью отрезан от оккупированной немцами территории, местным мусульманским комитетам продолжали поступать заявления от крымских татар с просьбой оказать помощь «материально, на том основании, что сын (или муж) служит добровольцем в германской армии». Обычно эта просьба удовлетворялась.[219]

После завершения процесса организации и подготовки личный состав каждого крымско-татарского добровольческого формирования принимал присягу и отправлялся по месту несения службы. Вот что сообщала газета «Azat Kirim» об этом мероприятии в частях феодосийской «вспомогательной полиции порядка». В конце июля 1943 года «председатель Феодосийского татарского комитета г-н Хатипов и заведующий религиозным отделом комитета г-н Джемиль присутствовали на присяге татарских добровольцев. Татарские добровольцы присягали на Коране на верность фюреру и клялись в том, что до последней капли крови будут бороться вместе с германским народом против большевиков. После парада добровольцев татарский комитет устроил большое угощение для них. На банкете также присутствовали и немецкие офицеры. Председатель комитета выступил перед добровольцами и призвал их бороться с большевизмом до победного конца. Добровольцы встретили его выступление бурными аплодисментами».[220]