портрет Марии Лещинской был представлен королю, Людовик не смог скрыть своего восхищения, и объявил Совету, что женится на полячке. Считается, что кандидатура дочери уже не правящего монарха была выбрана для того, чтобы не втянуть Францию через брак в какую-либо политическую коалицию. С другой стороны, распространена точка зрения, что этот союз устроили Луи IV герцог де Бурбон-Конде, который после смерти Регента Филиппа Орлеанского в 1723 году стал первым министром короля, и его возлюбленная маркиза де При с целью сохранить и упрочить свое влияние. Маркиза внушила герцогу мысль расстроить женитьбу короля на инфанте в пользу более зрелой супруги и отправила художника Пьера Робера в Виссембург написать портрет Марии. Когда художник отослал холст во Францию, семья Лещинских с трепетом стала ожидать приговора министра.

Станислав был удивлен и восхищен честью, не соответствующей значению его дома, и давал дочери такие советы: «Отвечайте на упования короля полным вниманием к его персоне, абсолютным повиновением его желаниям, доверием к его чувствам и вашей природной добротой к его стремлениям. Старайтесь всем сердцем угодить ему, повинуйтесь со всем удовольствием, избегайте того, что может доставить ему малейшее огорчение, и пусть единственным объектом ваших забот станет его драгоценная жизнь, его слава и его интересы»[197]. Станислав рассуждал как частный и честный человек, а герцог Бурбон-Конде и маркиза де При надеялись иметь от Марии куда больше, чем почтительность к супругу, рассчитывая, что она окажется в их власти, и через нее они станут влиять на короля.

Еще до бракосочетания при французском дворе мало кто был доволен выбором невесты Людовика XV. Начались интриги: говорили, что она страдает падучей болезнью, что у нее на руке некрасивый шрам от раны, и что она питает слабость к еретическим религиозным идеям. Из Версаля в Виссембург даже отправили доктора для освидетельствования невесты, а духовника Марии основательно расспросили насчет ее набожности. Только после этого 15 августа 1725 года состоялся брак по доверенности, а официальная свадебная церемония была проведена 4 сентября 1725 года в Королевской часовне Версальского дворца (по другим данным – в часовне Фонтенбло). Она была столь продолжительной, что невеста потеряла сознание. После свадьбы кроткая и благочестивая молодая королева с умеренным честолюбием столкнулась с запугиванием со стороны герцога Бурбон-Конде и маркизы де При, с огорчением и изумлением наблюдая другую сторону ее возвышения. Впрочем, это длилось недолго – в 1726 году герцог был удален от дел[198].

Несмотря на эти неприятности, брак поначалу был счастливым. На следующий день после свадьбы герцог де Бурбон-Конде написал Станиславу Лещинскому: «…королева бесконечно мила королю; это не придворная лесть. Да позволено мне будет довести до сведения Вашего Величества, что король, приняв участие в развлечениях и фейерверке, отправился в спальню королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Как только король изволил встать, он послал доверенное лицо, и оно мне это и передало. Когда я вошел к королю, он сам повторил мне переданное, описывая удовольствие, доставленное ему королевой»[199]. Восхитительный медовый месяц пятнадцатилетнего Людовика XV продолжался целых три месяца. Король каждый вечер отправлялся на половину своей жены и наслаждался ее обществом. При этом не только Людовик был очарован прелестями королевы, но и Мария отвечала ему безграничной страстью. Она писала отцу: «Никто никогда не любил так, как я его люблю…»[200]

Несмотря на то, что Мария воспитывалась в другой среде по сравнению с той, которая господствовала в Версале, она прекрасно исполняла роль королевы. Как и ее отец, она соединяла в себе живой интеллект с естественной склонностью к религиозности. Она подарила истории немало мудрых мыслей. Например, она так определила различие между милосердием короля и королевы: «Милосердие царей состоит в том, чтобы осуществлять правосудие; а правосудие цариц – в том, чтобы оказывать милосердие»[201]. А свою роль она понимала следующим образом: «Каждый ребенок знает: королева – это такая добрая, красивая, умная и благородная тетенька. Проходит время, и мы понимаем: королева может не быть доброй, умной или красивой. Но вот чего все же не отнять у любой королевы – это благородства…»[202]. Правда, Мария любила играть в карты и проигрывала.

Она беременела 13 раз, перенесла два выкидыша и родила Людовику 10 детей, один из которых умер сразу после рождения. В 1727 году на свет появились две девочки близнецы, через год – дочь, в 1729 году – дофин Луи-Фердинанд, затем Филипп, герцог Анжуйский (1730), мадемуазель Аделаида (1732), мадемуазель Виктория (1733), мадемуазель Софи (1734), мадемуазель Тереза Фелисите (1736) и мадемуазель Луиза Мари (1737). Но спустя время разница в возрасте и склонность короля к развлечениям и любовным похождениям разрушили их союз. К тому же уже с 1732 года королева испытывала вполне понятную усталость: «Что за жизнь! Все время спать с королем, быть беременной и рожать!» Чтобы несколько охладить слишком пылкого мужа, она, ссылаясь на свою всем известную набожность, решила прекратить любовные игры каждый раз, когда отмечался день какого-либо святого. А таких дней в календаре насчитывалось множество. Разумеется, Людовик был оскорблен и заявлением, и поведением своей супруги. В придворной жизни Версаля уже в третьем десятилетии века Просвещения Мария была оттеснена на второй план, а заметную роль при дворе и нередко в политике стали играть сменявшие друг друга молодые фаворитки Людовика XV. Но именно в эти годы дом Лещинских приобрел особую международную значимость.

1733–1735 годы были для Станислава временем поисков, нового обретения, защиты и одновременно утраты польской короны. Это наиболее известный и исследованный в литературе эпизод жизни Лещинского, когда политические противоречия и вооруженная борьба целого ряда европейских государств составили единое целое с приключенческим характером «мероприятия», главной действующей фигурой которого он стал.

Вечером 11 сентября 1733 года на широком поле под Варшавой, где собралось до 60 тысяч шляхты на конях, под проливным дождем в течение 8 часов первое лицо в Речи Посполитой после смерти короля примас – архиепископ Гнезненский Теодор Анджей Потоцкий – объезжал ряды блиставших доспехами и гремящих оружием всадников, громкими криками выражавших свою волю. Большинством голосов был избран Станислав Лещинский. Примас торжественно произнес: «Так как Царю царей было угодно, чтобы все голоса единодушно были за Станислава Лещинского, я провозгласил его королем Польским, великим князем Литовским и государем всех областей, принадлежащих этому королевству…»[203]. Такой выбор не был делом случая – все тщательно готовилось заранее.

1 февраля 1733 года скончался Август II Сильный. После смерти короля первым лицом в Речи Посполитой становился архиепископ Гнезненский,