— Ах, да! — Ильич посмотрел на меня со своим знаменитым прищуром, — а вы, товарищ Кукушкин, какой партии сочувствуете?

— Собирайтесь, товарищ Ленин, — сказал я, — философско-политические диспуты мы можем с вами вести и в дороге. Как писал товарищ Джек Лондон: «Время не ждет!»

Ильич быстро забежал в дом и также быстро выскочил оттуда, имея в руках небольшой фанерный чемоданчик. Это и был весь его багаж. Остановив Ильича буквально на мгновение, мы накинули на него бронник. «Форд-Т», туда-сюда его мать, первое изделие массового автопрома, с трудом вместил в себя пятерых, да еще и одетых в бронежилеты. Ильич оказался зажатым на заднем сиденье между мной и Костей Филином, немногословным парнем откуда-то с Урала. Товарищ Рахья, недоделанный Хейконнен, если кто помнит, был такой финский «шумахер», гнал так, что из нас чуть не повылетали все кишки. Но все когда-нибудь кончается, и мы снова оказались на знакомом пирсе. Тут уже скучал товарищ в кожаной куртке, такой же кепке и больших очках-консервах сдвинутых на лоб, очевидно, это и был местный Адам Козлевич, штатный водитель этой Антилопы Гну.

Увидев наше возвращение, катер запустил движок и метеором подскочил к пирсу. Снова его придержали багром, только теперь надо было не карабкаться наверх, а спускаться вниз. Первым спустили самый ценный груз — Ильича, потом пошел товарищ Эйно Рахья, следом за ним спустились оба моих бойца, которым я из рук в руки передал, так и не потребовавшееся нам тяжелое вооружение, и только самым последним в катер спустился ваш покорный слуга собственной персоной. Взвыл мотор и наш кораблик стремительно помчался в сторону серого силуэта «Североморска».

Мы причалил к трапу, спущенному с почетного правого борта. Немного пошатываясь после езды в катере, Ильич поднялся наверх где и попал в объятья командира корабля капитана 1-го ранга Перова и того самого незнакомого подполковника. Поняв, что сейчас всем не до нас, я еще раз бросил взгляд на раскинувшийся передо мной город, такой родной и такой чужой.

Подполковник СВР Ильин Николай Викторович.

Когда катер с Владимиром Ильичом причаливал к нашему борту, то БПК, уже стоял развернутый носом в сторону островов Большой Щит и Малый Щит, готовясь немедленно отправиться в путь. Интересно было глядеть со стороны на наших матросов и офицеров, которые знали, за кем их корабль отправился в Выборг. Что называется «шила в мешке не утаишь!» Они столпились у трапа, и молча смотрели на «вечно живого», как папуасы на телевизор.

Но тут появился старший офицер, и, дабы не вгонять Ильича в тягостные мысли и избежать опрокидывания корабля из-за того, что на его борту столпилась вся команда, сделав страшное лицо, разогнал всех любопытных по боевым постам. Только что на палубе было полно народу, и вот уже пустынно, как будто прозвучал сигнал боевой тревоги. Остались только матросы у трапа, которые нагло пользуясь служебным положением, вовсю глазели на Ильича, который первым поднимался по трапу.

Вместе со мной, появления вождя мировой революции ждал и командир «Североморска» капитан 1-го ранга Алексей Викторович Перов. Поднявшись на палубу, Ильич с удивлением покрутил головой, будто говоря «Господи, куда я попал?!». Сейчас он совсем не походил на свои хрестоматийные изображения, но было и в его личном деле и подобное фото без бороды и усов, но зато с кучерявым шиньоном, как раз относящееся к периоду финской полуэмиграции.

Чтобы не вводить товарища Ленина в смущение откровенным разглядыванием, мы почти тут же подошли к нему и представились. Пусть привыкает к тому, что теперь он государственный деятель, а не оппозиционная шантрапа. Следом за Ильичом на палубу поднялись его сопровождающие, три наших морских пехотинца и финский товарищ Эйно Рахья. Начал накрапывать небольшой дождик, и мы пригласили вождя в кают-компанию попить кофе и поговорить за жизнь. Его охрана, видя, что их подопечный попал в надежные руки, тихо ушла в кубрик морских пехотинцев. Мы почувствовали, как палуба под ногами слегка завибрировала. «Североморск» начал свой путь в Петроград, имея на борту бомбу невиданной разрушительной силы. Доведя нас до кают-компании, Алексей Викторович с извинениями откланялся. Именно ему предстояло выводить корабль по узкому и извилистому фарватеру на просторы Финского залива.

Интересно, что Ленин довольно быстро освоился в непривычной для него обстановке. Сидя за столом, и прихлебывая горячий кофе, которым нас угостил стюард «Североморска», он с любопытством крутил головой, то обводя взглядом окружающую обстановку, то с интересом поглядывая на меня…

— Товарищ, или господин, подполковник… — простите, не знаю как вам обращаться, — заговорил со мной Ильич, отставив чашку с кофе.

Я читал его как открытую книгу. Пока это было легко. Его неслабый, надо сказать, мозг требовал «информации», «информации», «информации».

— Уважаемый Владимир Ильич, лучше обращайтесь ко мне, «товарищ», — ответил я, — Когда у нас говорят «господин», то это либо иностранец, либо имеется в виду «очень большое дерьмо».

— Вот как замечательно, товарищ Ильин, — Ленин потер руки, — Скажите, а вы член нашей партии?

— Ах, вы насчет моей партийности… — улыбнулся я, — Нет, Владимир Ильич, я беспартийный, хотя у нас и есть так называемая коммунистическая партия, но, даже разделяя идеи социальной справедливости, вступать в нее я как-то не спешу…

— А почему же, позвольте вас спросить? — заинтересовался Ленин, — И почему вы назвали эту партию, «так называемой»?

— Два вопроса, — ответил я, — и один ответ. У этой партии только одно название — «коммунистическая». А все остальное даже на эсдеков-меньшевиков не тянет. А еще их лидер отчаянно боится победить на хоть каких-нибудь выборах, потому что тогда придется нести ответственность за все сделанное и несделанное. Да и собственно что-то реальное придется делать, а не только в парламенте заниматься словоблудием.

— Гм, — нахмурился Ленин, — а кто же тогда у вас защищает интересы трудящихся? Ведь должна же быть организация, которая занимается этим?

— Да никто… — пожал я плечами, — каждый сам по себе, а организаций разных полно, только они все больше занимаются защитой своих собственных интересов. Считается, сто защитой прав народа занимаются прокуратура, следственный комитет, суд, и так называемые пгавозащитники. Последние под видом защиты прав трудящихся, в основном занимаются защитой интересов иностранных государств.

— Ужасно, товарищ Ильин, это просто ужасно! — воскликнул Ленин, — Скажите, как вы докатились до жизни такой!

— Вот так и докатились, — ответил я, — Однажды один умный человек создал партию, которая должна была защищать интересы трудящихся путем построения государства этих самых трудящихся, а для этого нужно было разрушить старое государство «до основанья и затем». В ходе разрушения старого случилась Гражданская война, от которой с обеих сторон погибло примерно двадцать миллионов человек, а еще два миллиона бежали из страны. Это при том, что численность прослойки людей, которых хоть как то можно причислять к эксплуататорам, не превышает и полумиллиона человек. Потом когда Гражданская война закончилась, а основатель партии умер, власть в партии взял его ближайший помощник, железный рукой искоренил все расколы и оппозиции, беспощадно выкорчевывал из партийных радов разрушителей и бездельников. Авторитет партии поднялся до небес. Под ее руководством страна ликвидировала безграмотность, построила новую индустрию, сравнявшись с европейскими странами, под руководством этой партии мы победили в ужасной войне, которая была пострашнее нашествия Наполеона. Именно эта партия сделала нашу науку самой мощной в мире, а наших трудящихся самыми защищенными. Именно под руководством этой партии мы создали самое страшное оружие из когда-либо существовавших на земле, и угроза военного нападения навсегда отступила от наших границ. Потом этот человек умер и к власти в партии попал мерзавец, паяц и бездельник. Первое что он сделал, это запретил правоохранительным органам расследовать дела в отношении партийных руководителей. В партии потихоньку стала заводиться гниль.