Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Какое?!
- Вы должны умереть в муках. - Девушка с готовностью предъявила Багуре жуткого вида нож с зазубренным, ржавым лезвием. - Ничего личного, сами понимаете... но работа есть работа.
Корчмарь, так жарко проклинаемый минуту назад, стал для Багуры самым дорогим человеком на свете. Но за стойкой уже никого не было.
Девушка тоже огляделась. Утренняя заря, по-осеннему туманная и серая, сделала из пустой корчмы настоящий склеп: столы в пятнах, пол в костях, балки обросли космами паутины.
- Если вам тут не нравится, можем пойти куда-нибудь в подворотню, - услужливо предложила полуэльфка.
- Н-н-не надо, - пролепетал купец, пытаясь отползти назад вместе со стулом.
- Тогда приступим? - обрадовалась девушка, поудобнее перехватывая нож.
- Не-эт! - Конь из стула вышел плохой, взбрыкнул и опрокинул наездника на спину. Полуэльфка услужливо протянула свободную руку, но Багура шарахнулся и забился под стол. - Я не хочу!
Девушка ободряюще похлопала по крышке:
- Зато Вузя - хочет!
- Как ты могла пойти на сделку с этим мерзавцем? Почему ты сразу его не убила? - попытался потянуть время купец. Куда делся треклятый корчмарь? И неужто во всем городе нет ни одного пьянчужки, мечтающего промочить горло с утра пораньше?
- Я ж вам не какой-нибудь упырь, - поджала губки красавица. - Я не убиваю, а сообщаю человеку, в чем он повинен, после чего вершу справедливый суд.
- Но меня? Меня-то за что? Я ж мухи в жизни не обидел!
- А Вузя говорил, что вы у него из-под носа выгодную сделку увели. - Убийца деликатно, кончиками пальцев приподняла угол скатерти.
- Ну так увел же, а не украл! - Купец отполз поглубже. - Это называется здоровая конкуренция! И не стыдно тебе?
- За что? - неподдельно изумилась девушка. - Вот если бы я вам из-за угла нож в спину воткнула, это было бы некрасиво. А так - пришла и честно сообщила, что сделка расторгнута.
- Но я же тебя первый нанял!
- А он больше предложил. Как вы там говорили? Здоровая конкуренция.
- Конкуренция - это в торговле! - пытался втолковать взопревший купец. - Когда яблоки кучками продают или бороды бреют, две по цене одной!
- Не вижу разницы, - пожала плечами Вирра. - Я тоже продаю свои услуги и, разумеется, хочу выручить за них как можно больше.
- Ты же аванс взяла!
- Ох, хорошо что напомнили! Сейчас верну. - Девушка с готовностью полезла в карман. - Вот, ваши пять, и еще две неустойки. Надеюсь, теперь вы не в обиде?
Под столом всхлипнули, пониже натянули скатерть и безнадежно вякнули:
- Двести золотых!
- Простите?
- Триста! А еще он песок в крупу подмешивает и сахар перед продажей мочит!
* * *
Какой мужчина не мечтает проснуться от нежного прикосновения к щеке и обнаружить в своей постели прекрасную юную деву? Вот если бы у нее еще взведенного арбалета не было...
- Извините, что снова приходится вас тревожить. - Светловолосая гарпия поерзала на Вузиных ногах, костлявых даже сквозь стеганое одеяло. - Мне, право, очень неловко... но меня опять перекупили.
Купец поспешил отгородиться от дивного видения подушкой, но быстро сообразил, что скоро ее и так аккуратненько положат сверху.
- Сколько этот жмот тебе пообещал?
- Триста.
- Ско-о-олько?!
- Здорово, правда? - Девушка аж светилась от радости. - По такому случаю я даже бесплатно спою на ваших поминках. У вас есть какие-нибудь пожелания по репертуару?
- Нет! То есть да! - взвизгнул Вузя при виде напрягшегося на спусковом крючке пальца. - Пятьсот!..
* * *
К обеду туман рассеялся, но просветов в тучах не наметилось. Промозглый, ветреный осенний денек разогнал по домам даже настырных лотошников: пирожки «с пылу-жару» остывали быстрее, чем редкие покупатели успевали донести их до рта.
Впрочем, кое-кого на улицу не выманило бы даже вешнее солнышко. С утра Багура успел разругаться с женой (той отчего-то не понравилось, что благоверный приплелся домой на рассвете, разя перегаром и въедливыми эльфийскими духами), и она, невзирая на слезные мольбы, собрала детей и укатила в село к маме. Супруга, называется! Бросила родного мужа на растерзание убийцам! Нет бы заслонить могучей (не всяк обхватит) грудью. В доме остались только слуги, от которых помощи тем паче не дождешься.
Багура не сомневался, что проклятая девка вернется. Вузя, это подлец, негодяй, плешивый гхыр без стыда и совести ничего не пожалеет, лишь бы с ним расправиться! Одно счастье: внезапного удара можно не опасаться, у полуэльфки все-таки имелись представления о чести - хоть и весьма своеобразные. Значит, если запереть двери и ставни...
- Добрый день!
Купец схватился за сердце и начал сползать по стенке.
- Пришлось по крышам попрыгать, - невозмутимо сообщила Вирра, переступая через каминную обрешетку. - Ну и ленивые у вас слуги, я стучала-стучала...
Девушка на всякий случай проверила у лежащего пульс, озабоченно покачала головой, поправила меч за спиной и отправилась на поиски воды. Дабы привести купца в чувство, понадобилось целых три кружки и задумчивое: «Может, гуманнее сразу его добить?»
- Что, опять? - мученически простонал Багура, видя, что дальше притворяться опасно.
Полуэльфка потупилась.
- И сколько?
- Много, - честно сказала девушка. - Поэтому давайте закончим торги, а то мне уже и впрямь стыдно.
Меч у душегубки был длинный, узкий и тонкий, человека запросто на половинки развалит.
- А как насчет тысячи?! - красочно представил их Багура.
Вирра твердо покачала головой.
- Десять тысяч? - зажмурившись, в последний раз рискнул купец.
- А у вас столько есть? - заинтересовалась полуэльфка.
Ровно столько у Багуры и было - если продать все товары, отменить сделки и собрать долги. Но жизнь, жизнь-то дороже!
- Как, однако, приятно иметь с вами дело, - восхитилась девушка, и спустя минуту о ней напоминали только крошки сажи на ковре.
* * *
Псов боялся даже приставленный к ним слуга. Рослые, серые, брыластые зверюги с ревом кидались на любую тень, допрыгивая почти до верха глухого забора. Из клетки их выпускали только по ночам, заманивая обратно говяжьей печенкой и захлопывая дверцу с помощью протянутой к сторожке веревки. От чужих они ничего не брали. Не из великой преданности, а просто соображали: если немножко подождать, то чужой достанется им целиком.
Поэтому когда Вузя без объяснений велел оставить псов на день, домашние устроили маленький бунт. Завтракать пришлось вчерашним хлебом с кислым молоком: выходить во двор за дровами стряпуха отказалась. Дети от скуки постоянно дрались или с воплями носились по дому, расстреливая мебель из игрушечных луков. Жена, женщина хрупкая и тихая, с мстительной улыбкой («теперь понял, каково мне с ними день-деньской сидеть, покуда ты в лавке пропадаешь?») вязала в кресле-качалке, предоставив мужу самому разбираться с отпрысками.