Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это роковая мысль и роковое влечение.
Прижав колени к груди, я наблюдала за окружающим, пытаясь понять, происходящее. После первых оскорблений никто не обращал на меня никакого внимания, но страх, который я видела на многих лицах, мог быть только из-за папы.
Движение вернуло мой взгляд к клубу.
Эрл Уайт вышел за дверь, волоча за собой за руку неподвижного Мэддокса. Я спрыгнула с будки и пересекла грязную конуру на босых ногах, мое сердце билось где-то в горле. Собаки в соседних клетках начали лаять и прыгать. Я больше почти не вздрагивала. Я уже привыкла к их буйному характеру. Они не самые опасные звери в округе.
Мэддокс выглядел безжизненным, конечности волочились по грязи, голова почти комично болталась взад и вперед. Эрл мрачно улыбнулся мне, когда наши глаза встретились, и у меня сразу же побежали мурашки по коже. Я пыталась скрыть беспокойство, но сомневалась, что смогу его обмануть. К этому времени, казалось, все знали о Мэддоксе и обо мне.
— Может, это поможет тебе прояснить голову и заставить осознать ошибку. Если ты извинишься, я дарую тебе быструю смерть, — сказал Эрл, затаскивая Мэддокса в клетку рядом со мной.
Смерть? О чем он говорил? Левая сторона лица Мэддокса была залита кровью из раны у линии роста волос. Я, наконец, заметила, как грудь Мэддокса поднимается и опускается. По крайней мере, он не мертв — пока. Что-то происходило ужасно неправильное. Эрл повернулся и закрыл клетку, затем злобно улыбнулся мне.
— А для тебя у меня скоро будет особый сюрприз.
Я даже не хотела думать о том, что это может означать.
Я обеспокоенно посмотрела на пса, который расхаживал вокруг Мэддокса, будто только и ждал подходящего момента, чтобы вцепиться в него. Когда Эрл и Коди ушли, я опустилась на колени у решетки.
— Мэддокс, — прошептала я, затем громче. — Мэддокс, очнись!
Его веки затрепетали, но не открылись. Собака обнюхала его рану. Что, если животное начнет грызть его? Их кормили сегодня? Я не обращала внимания на клетки, когда смотрела из окна комнаты.
— Кыш, — прошипела я, пытаясь отпугнуть пса, но он только бросил на меня быстрый взгляд, прежде чем продолжить обнюхивать Мэддокса. — Уходи! — прорычала я, ударяясь о решетку.
Когда это не возымело желаемого эффекта, я повернулась и схватила свою тарелку с водой. Плеснув водой в пса, он отскочил назад. Затем бросился на меня и прыгнул на решетку. Я отшатнулась.
Мэддокс застонал. Часть воды попала ему в лицо. Его глаза распахнулись, и он перевернулся, затем приподнялся на локтях. Он покачал головой, очень по-собачьи, прежде чем огляделся. Его пристальный взгляд остановился на псе, пытающимся разорвать решетку между ним и мной.
— Вессон, место! — приказал он голосом, резким, как удар хлыста. — Место!
Зверь действительно послушался и опустился на живот, лениво высунув розовый язык. За исключением Сатаны, я по-настоящему не общалась ни с одной из других собак.
— С тобой все в порядке? — я спросила.
Мэддокс потер голову, поморщился и поднялся на ноги. Он слегка покачнулся, когда подошел ко мне.
— Только чертова головная боль.
— Твой дядя очень зол на тебя.
— Да. Он думает, что я предпочел тебя клубу.
Я ничего не ответила.
— Он сказал что-то об особом сюрпризе для меня сегодня.
Мэддокс вздохнул.
— Это одна из причин, по которой я хотел вытащить тебя отсюда.
— Что это?
— Мой дядя хочет сделать татуировку у тебя на спине.
Кровьзастыла в жилах.
— Не думаю, что эта татуировка мне понравится, — сказала я, пытаясь казаться пресыщенной, но потерпела неудачу. — Что за тату?
Мэддокс покачал головой.
— Скажи мне.
Он крепко сжал прутья, его глаза были свирепыми.
— Честно говоря, я не знаю. Они больше не делятся со мной своими подробностями.
Я кивнула. Мои пальцы коснулись повязки над изуродованным ухом.
— Полагаю, я могу считать, что мне повезло, что они не выбрали мой лоб для татуировки. Может, в следующий раз?
— Я больше не могу защищать тебя, — тихо произнёс Мэддокс. —Вот почему я связался с твоим отцом и рассказал ему о нашем местонахождении.
Мои глаза расширились, и я прижалась ближе, мои пальцы сомкнулись на его.
— Ты сообщил моему отцу?
Несмотря на его ненависть к папе — учитывая то, чему он стал свидетелем в детстве, я могла понять его рассуждения, даже если бы не разделяла их, — он связался с ним, ради моего спасения.
— Он может спасти тебя. У него имеется необходимая рабочая сила. Он, наверное, уже в пути. Если немного повезет, ты вернешься домой сегодня.
Мое сердце забилось быстрее.
— А как насчет тебя? После этого предательства твой дядя тебя не простит.
— Он не простит. Он убьет меня после того, как покончит с тобой. Он хочет, чтобы я смотрел, как тебе причиняют боль, потому что знает, что это сделает со мной. Но сомневаюсь, что он переживет нападение твоего отца, как и я.
Папа замучил бы и убил их всех, как они того заслуживали. Если только я не попрошу папу пощадить Мэддокса. Это никогда не входило в план. Изначально я искала доверия и близости Мэддокса, ради своего спасения на случай, если отец не найдет меня вовремя. Но все изменилось, даже если я никогда не хотела этого. Я не хотела смерти Мэддокса. Моя грудь болезненно сжалась при одной мысли о его смерти. Он не был невинен, отнюдь нет. Он виновен в моем похищении, в том, что отдал меня в руки своего дяди. Конечно, его дядя просто послал бы кого-нибудь другого, если бы Мэддокс не согласился, но дело не в этом.
— Мой отец не убьет тебя, если я попрошу его пощадить тебя.
Мэддокс прислонился лбом к решетке.
— Зачем тебе делать что-то подобное?
— Потому что я хочу, чтобы ты жил, — просто сказала я.
В этом было нечто большее — ничего, что я хотела бы рассмотреть или озвучить в данный момент.
— Но какой ценой? О чем попросит меня твой отец, если он вообще тебя послушает, — тихо спросил Мэддокс.
— Он попросит тебя сжечь свою косуху, разорвать любые связи с другими байкерами и, по крайней мере, поклясться в верности.
И для того, чтобы это произошло, было необходимо чудо. Без сомнения, ненависть отца к байкерам в этот момент безгранична, и Мэддокс на самом верху его списка ненависти.
Мэддокс медленно покачал головой, его губы скривились от отвращения, словно сама мысль о том, чтобы сделать что-то из этого, была для него невозможна.
— То, что, между нами, это одно, но мои чувства к твоему отцу не изменились.