Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку обе китайские стороны играли по правилам облавных шашек «вэйци», материк начал заполнять пустоты, не охваченные договором. 18 января были захвачены острова Дачэнь и Ицзяньшань, две маленькие островные группы, не подпадавшие под действие договора. Обе стороны продолжали осторожно определять свои пределы возможного. Соединенные Штаты не пытались защищать маленькие островки; Седьмой флот фактически только помогал эвакуации гоминьдановских войск. Войскам НОАК запрещалось стрелять по американским вооруженным силам.
Получилось так, что риторика Мао Цзэдуна возымела большее впечатление на его советских союзников, чем на Соединенные Штаты, поскольку она противоречила позициям Хрущева. Перед ним стоял вопрос: поддерживать или нет союзника в деле, не представлявшем для России каких-либо стратегических интересов, но чреватом риском развязывания ядерной войны, которую Хрущев все чаще характеризовал как неприемлемую? Европейских союзников Советского Союза с их небольшим населением даже еще больше напугали высказывания Мао Цзэдуна о том, что Китай может потерять в войне половину населения и все равно в конечном счете победить.
Что же касается Соединенных Штатов, то Эйзенхауэр и Даллес проявляли такую же сноровку, что и Мао Цзэдун. У них не было намерения проверять выживаемость Мао в случае ядерной войны, но и отказываться от такого варианта защиты национальных интересов они также не собирались. В последнюю неделю января им удалось провести через обе палаты конгресса США резолюцию, наделяющую Эйзенхауэра правом использовать американские войска для защиты Тайваня, Пескадорских островов и «аналогичные пункты и территории в Тайваньском проливе»[234]. Искусство управления кризисом состоит в том, чтобы поднять ставки до такого уровня, до какого противник не в состоянии подняться, но таким образом, чтобы дело не дошло до принципа «око за око». На пресс-конференции 15 марта 1955 года Даллес, говоря об этом принципе, объявил, что США готовы противостоять любому новому наступлению коммунистов, применив тактическое ядерное оружие, которого у Китая не было. На следующий день Эйзенхауэр подтвердил предупреждение, отметив, что, поскольку гражданское население не должно пострадать, он не видит причин не использовать тактическое ядерное оружие «точно так же, как вы используете пули или что-либо еще»[235]. Впервые во время продолжавшегося кризиса Соединенные Штаты произнесли прямую угрозу относительно применения ядерного оружия.
Мао Цзэдун больше предпочитал говорить о неуязвимости Китая в ядерной войне, чем ее вести. Он приказал Чжоу Эньлаю, находившемуся в то время в Бандунге в Индонезии на конференции неприсоединившихся стран Азии и Африки, обозначить отступление. 23 апреля 1955 года Чжоу Эньлай протянул оливковую ветвь: «Китайский народ не хочет воевать с Соединенными Штатами Америки. Китайское правительство хочет сесть за стол переговоров с правительством США для обсуждения вопросов разрядки напряженности в районе Тайваня»[236]. На следующей неделе Китай прекратил кампанию обстрелов в Тайваньском проливе.
Результатом, как и в Корейской войне, стала ничья, при которой каждая из сторон достигла своих краткосрочных целей. Соединенные Штаты уменьшили военную угрозу. Мао Цзэдун, сознавая, что у Китая нет возможности захватить Цзиньмэнь и Мацзу перед лицом объединенных противников, позже объяснял свою стратегию как гораздо более сложную. Не имея возможности захватить прибрежные острова, он говорил Хрущеву, будто использовал угрозу против них, чтобы Тайвань не разрывал свои связи с материком:
«Все, что мы хотели сделать, так это продемонстрировать наши возможности. Мы не хотим, чтобы Чан Кайши откололся далеко от нас. Мы хотим держать его на коротком поводке. Если он будет оставаться [на Цзиньмэне и Мацзу], это будет означать, что мы сможем его доставать при помощи береговых батарей, а также нашими военно-воздушными силами. Если бы мы заняли эти острова, мы потеряли бы способность доставлять ему неудобства в любое удобное для нас время»[237].
По этой версии Пекин обстреливал снарядами Цзиньмэнь, стремясь подтвердить принцип «одного Китая», но воздерживался от военных действий, дабы не появилось решение в виде «двух Китаев».
Москва с ее буквальным подходом к стратегии и конкретным знанием ядерного оружия нашла невразумительным такое объяснение, когда руководитель готов развязать ядерную войну всего лишь для символического жеста. Хрущев так высказывал свое мнение Мао Цзэдуну: «Если вы стреляете, вы должны захватить эти острова, а если вы считаете, что они вам не нужны, то нет смысла в обстрелах. Мне такая ваша политика непонятна»[238]. В биографии Мао Цзэдуна, хотя и односторонней, но вызывающей на размышления, даже упоминалось, что его подлинным мотивом во время кризиса было создать острый риск ядерной войны и вынудить тем самым Москву помочь Пекину в развитии программы создания собственного ядерного оружия, и тогда ему не пришлось бы обращаться за советской помощью[239]. Среди многих моментов этого кризиса, противоречащих здравому смыслу, было очевидное советское решение — позднее, правда, в ходе второго кризиса в районе прибрежных островов, аннулированное — помочь Пекину с его ядерной программой. В таком случае в любом другом будущем кризисе, как предполагалось, между СССР и его беспокойным союзником возникла бы какая-то дистанция, поскольку ядерная оборона Китая находилась бы в его собственных руках.
Одним из результатов кризиса стало возобновление официального диалога между Соединенными Штатами и Китаем. На Женевской конференции 1954 года по вопросам урегулирования первой вьетнамской войны между Францией и возглавляемым коммунистами освободительным движением Пекин и Вашингтон нехотя согласились поддерживать контакты на уровне консульских работников, аккредитованных в Женеве.
Договоренность создавала рамки для своего рода страховочной сетки во избежание столкновений из-за недоразумений. Но ни одна из сторон не делала этого, исходя из своих каких-то убеждений. Или, вернее, их кредо оставались разнонаправленными. Корейская война привела к прекращению всех дипломатических инициатив администрации Трумэна по отношению к Китаю. Администрация Эйзенхауэра, пришедшая к власти, когда война в Корее еще не закончилась, рассматривала Китай как наиболее обструкционистский и революционный из всех коммунистических государств. Отсюда ее первостепенной целью было строительство системы безопасности в Азии для сдерживания потенциальной китайской агрессии. Дипломатические заигрывания с Китаем не велись, поскольку они могли подвергнуть угрозе пока еще хрупкие системы типа СЕАТО и нарождающийся союз с Японией и Южной Кореей. Отказ Даллеса пожать руку Чжоу Эньлая на Женевской конференции отражал как моральный аспект непризнания, так и стратегический характер планов.