И он охотно выполнял все мои пожелания. Нещадно вколачивал меня в многострадальную дверь, с чуть слышным рычанием прихватывал зубами горло и так сжимал пальцы, что на бёдрах наверняка останутся жуткие синяки. Но я не против. Даже не так — мне нужно это.

Кажется, и десяти минут не прошло, а я снова кончила, содрогаясь всем телом и едва не плача — до того острым было удовольствие, прошившее каждую клеточку тела. Одно мне интересно: если вот это был секс, то что вообще за ерундой я занималась целых пять лет до сегодняшнего дня?

Ладно, вру. Не интересно ни капельки.

— Тихо, тихо, киса, — зашептал Хота, опаляя ухо горячим дыханием. Язык коснулся мочки, заставляя жалобно всхлипнуть — слишком уж чувствительна сейчас моя кожа.

И ладони, под которыми горят его сильные, крепкие плечи. И ноги, между которыми чувствуется влага, моя и его. И губы, которые он прикусывает снова и снова, едва вернувшись к ним.

Он хочет меня, любит меня, чувствует меня, наслаждается мной — и это лучшее, что может дать мужчина, занимаясь сексом с женщиной. Со своей женщиной, как непременно сказал бы Хота, будь у него хоть одна свободная секунда между нашими поцелуями.

Я хочу быть его. Снова.

А потому недовольно застонала, стоило ему выйти из меня. Выйти, но не отпустить — почему-то я уверена, что расставаться со мной он не собирается ещё очень долго.

— Тихо, — повторил Хота чуть строже. Крепче подхватил меня под бёдра, оторвал от двери, сделал два шага назад.

И да, всё же отпустил. Но тут же прижался ко мне, обнял за талию, снова увлёк в головокружительный поцелуй. Подтолкнул к краю стола — и резким движением смёл на пол всё, что на нём было. Это мой-то Хота, трудоголик и маньяк, любящий работу больше, чем что бы то ни было!

Или нет…

— Что ты творишь? — срывающимся голосом пробормотала я, вдруг снова ощутив между ног его пальцы. А затем и горячий язык, мягко исследующий мои самые потаенные местечки.

И когда он успел-таки стащить с меня трусики? А когда мои ноги оказались на его плечах, скажите на милость?..

— А на что похоже? — ехидно поинтересовались в ответ.

И впрямь, на что могут быть похожи ласковые прикосновения к ногам, животу, внутренней стороне бедра? То невесомые, то ощутимые и даже грубые, когда Хота прихватывает кожу зубами. Нежный и жестокий… он всегда был таким, но одновременно — ещё никогда.

Меня прошила волна удовольствия, и я выгнулась в его руках, едва он вошёл в меня снова. Хота что-то зашептал мне на ухо, но что именно — я не слышала, настолько было хорошо. Тело вмиг стало невесомым, а из головы исчезли последние мысли.

Все кроме одной: мне нужно ощутить в себе его клыки. Чтобы он пометил меня как свою сучку, свою самку, которая не хочет ничего, кроме как принадлежать ему…

Едва придя в чувство, я обнаружила себя почти повисшей на нём. Руки точно сами собой расстёгивали пуговицу за пуговицей, касались горячей кожи, оглаживали твёрдые мышцы. Зачем ему вообще одежда, с таким-то телом…

— Киса хочет ещё? — донёсся до меня голос Хоты, чуть насмешливый и до невыносимого ласковый.

Ну конечно, хочу. Что за глупые вопросы? Вместо ответа куснула его чуть выше ключицы, заставив странно дёрнуться. Подняла голову и тут же столкнулась с обжигающим взглядом его ярких звериных глаз.

— Что ты творишь? — теперь уже настал его черёд ворчать.

«А на что похоже?» — хотела передразнить я. Но острые зубы опять сомкнулись на мочке, и с губ слетел лишь очередной умоляющий стон. Хота нетерпеливо стянул с меня рубашку, рванул лифчик; я зябко поёжилась, но тут же забыла обо всём, едва его ладони легли на мою грудь…

К чему лишние разговоры?.. Ни к чему, на хрен их вообще. Хотя стоило бы подумать, как мы будем выбираться отсюда. И когда? И будем ли? И как так вышло, что мы занимаемся сексом в кабинете заместителя окружного прокурора?

В третий раз подряд, да. Хота уложил меня на диван, тут же перевернул на живот и вздёрнул за бёдра, заставляя упереться коленями в обивку и замереть кверху задницей. От такой бесцеремонности я злобно, по-кошачьи зашипела — и тут же поражённо замерла, получив увесистый шлепок.

— Плохая киса.

— Говнюк ёбаный, — огрызнулась я. Но затем расслабилась, сильнее прогнулась в спине, приглашающе развела ноги, бесстыдно раскрываясь под его жадным взглядом. И зыркнула через плечо, откровенно подначивая — мол, долго ты собираешься заставлять девушку ждать?

Совсем недолго. Каких-то пара секунд, и с низким звериным рокотом Хота прижался ко мне, навалился сверху; сгрёб в кулак мои волосы и потянул назад, заставляя откинуть голову. Обнажить горло для него.

Это должно быть унизительным. Должно же! Но всё, что я чувствую — целая прорва сумасшедшего удовольствия от… всего. От жаркого дыхания и острых клыков, легонько прихватывающих загривок; от сильных рук, ласкающих всё моё тело; от восхитительно твёрдого члена внутри меня.

И упаси боги Хоту остановиться — вот тогда я точно его прибью.

Не остановится. Слишком хочет, слишком распалён. Чувствую это по запаху, по резким, прерывистым толчкам, от которых кровь в жилах полыхает так, что того гляди вспыхну пламенем под его руками, поцелуями, под зубами в своей шее. Это не метка, но уже почти, так похоже, так…

Как сползла на диван окончательно — совсем не помню. Вот и верь, что книжные «потеряла сознание от удовольствия» — всего лишь оборот ради красного словца. Ничего не помню, кроме собственного вскрика, когда очередной оргазм прошил моё тело. И ответного рыка от Хоты, низкого, раскатистого, почти звериного.

— Как ты? — поинтересовался он, когда я немного пришла в себя и смогла сфокусировать на нём взгляд.

Пожала плечами — не знаю. Сложно мне. Хорошо до умопомрачения, легко и свободно, будто я наконец сделала то, что нужно было, чего так давно хотелось… И хочу сделать ещё и ещё, ведь этого так мало!

— Пошли отсюда, — решил за меня Хота и помог подняться. Осмотрел придирчиво, и я уж было подумала, что никуда мы не пойдём — настолько горячим был его взгляд, — но почти сразу сунул мне в руку измятую рубашку.

— Как всегда, сама обходительность, — буркнула я, в приступе нелепой стыдливости прижав рубашку к груди. Сама не знаю зачем, ведь он уже всё видел… и не только видел, да. — Верни мои трусики, мерзавец!

— Они тебе больше не понадобятся, — без капли смущения заверил Хота. И как ни в чём не бывало принялся поправлять на себе одежду, хотя видит Хаос, ни ему, ни мне это уже особо не поможет. — Моя добыча останется при мне.

Я аж поперхнулась от возмущения. И что я вообще нашла в этом поганце, стесняюсь спросить?

— Не то чтобы я не уважала твоё право быть грязным извращенцем, — кое-как приведя в порядок юбку, набросила рубашку на голое тело, — но моё бельишко тебе не пойдёт. Да что там, оно вообще на тебя не налезет!..