– Вовсе нет, инспектор, – ответил Доггер, не успела я открыть рот. – Миссис Прилл пригласила нас на чай.

Я чуть не открыла рот от удивления. Интересно, инспектор заметил?

И все-таки это правда: миссис Прилл действительно пригласила нас на чай.

– Это был исключительно светский визит, мистер Доггер? Или нет?

– Леди была мертва, когда мы приехали, инспектор, – напомнил ему Доггер.

– Ах да, – сказал инспектор. – Была.

Внезапно я онемела. На затылке у меня выступили капли холодного пота. Инспектор намекает, что мы с Доггером – официальные подозреваемые? Что мы убили миссис Прилл, перед тем как хладнокровно позвонить в полицию?

Я делала единственное, что пришло мне в голову, – держала рот на замке.

Временами молчание – единственный ответ.

Инспектор Хьюитт встал, закрыл блокнот и собрался уходить, но резко остановился на полпути к дверям, как будто что-то вспомнил.

– Полагаю, я слышал упоминание «Артура У. Доггера и партнеров»? – сказал он.

Было трудно понять его интонацию. Он стоял посреди оксминстерского ковра и смотрел на нас.

Мое сердце упало в пятки. Это момент, которого я боялась: столкновение с полицией. Нас утащат в тюрьму и станут допрашивать? Закуют в кандалы и будут хлестать бичом?

А потом Доггер сделал то, что я никогда не забуду до конца дней своих, если проживу долго.

Он ловко соединил каблуки с едва уловимым «клац», согнулся в талии и приветствовал инспектора куртуазным поклоном.

Воздух можно было резать ножом.

– Что ж, ладно, – наконец произнес инспектор, – если вы будете столь добры, что передадите мне крысу…

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила я, когда инспектор ушел.

– Если не считать крысы, – сказал Доггер, – предполагаю, он ищет связь.

– Ты имеешь в виду между убийством миссис Прилл и миссионерками?

– Думаю, да, – ответил Доггер.

– Думаешь, он допросил их?

– Наверняка он должен. Не секрет, что они гостили в Бальзам-коттедже и что арендовали машину у Берта Арчера. Но только время покажет. Пути Господни неисповедимы, когда дело касается полиции.

– А как насчет мадам Кастельнуово? – спросила я.

– Думаю, что касательно этого дела полиция находится в неведении. По крайней мере некоторое время она будет в полном нашем распоряжении.

– Ты не хотел бы чашечку чая? – предложила я. – У нас почти не было времени поговорить.

– Крайне своевременное предложение, – согласился Доггер. – Я попросил миссис Мюллет принести чашки.

– И оставить нам чайник, – с энтузиазмом сказала я.

– И оставить нам чайник, – подтвердил Доггер.

Через пятнадцать минут, когда мы сидели за чаем с печеньем, я вытащила из кармана билет на поезд и положила его на стол.

– Билет на виселицу, – напомнила я Доггеру его же слова.

– Вполне вероятно, – сказал он.

– Но для кого?

– А! – улыбнулся Доггер. – Вот в чем вопрос. И большой вопрос для нас.

Я видела, что ему не терпится изложить свою теорию, чтобы упорядочить мысли. Детективная работа очень похожа на шитье одеяла, когда бесчисленные клочки ткани раскладываются во множество цветовых комбинаций, пока внезапно не появляется одна, та самая, неопознаваемая с самого начала, но теперь поразительно ясная.

Доггер бессознательно сжимал кончики пальцев левой руки правой ладонью, что подсказало мне, что он глубоко задумался.

Я налила нам еще по чашке чая, придерживая крышку чайника левым указательным пальцем, как делает миссис Мюллет, чтобы не уронить на стол, и оттопырила согнутый мизинец в комическом подражании.

Если Доггер и заметил, то он ничего не сказал.

– Билет, – наконец произнес он, – был не прокомпостирован.

Я кивнула, как будто сама это заметила, хотя на самом деле нет.

– И что это значит? – спросила я. – Он не использован?

– Не обязательно, – ответил Доггер. – Не все путешественники сдают билеты в конце пути. Железная дорога сейчас не так требовательна, как раньше.

Я ждала продолжения.

– Пассажиру из Бруквуда в Доддингсли или Хинли обязательно потребуются два билета: один из точки начала пути до вокзала Ватерлоо и второй с Ватерлоо до места назначения.

– Продолжай, – попросила я.

– Если этот пассажир хочет иметь алиби, ему нужно предъявить только первый билет в качестве доказательства, что в определенное время он был в Лондоне.

– Если только кто-то другой не докажет обратное, – заметила я.

– Именно, – согласился Доггер. – В преступный ум также могла прийти идея прокомпостировать или другим способом показать, что билет использован. В случае необходимости. Далее требуется уничтожить второй билет, доказывающий, что путешествие не закончилось в Лондоне.

– Это он или она? – спросила я.

– Еще многое предстоит выяснить, – сказал Доггер. – Поскольку билет не прокомпостирован, остается невыясненным, путешествовал ли пассажир. Если нет, то это просто свидетельство его намерения. Может, они хотели поехать, но не смогли. Тем не менее непрокомпостированный не обязательно означает неиспользованный. Билеты на поезд, как нам известно, могут быть отмечены следующими способами: их могут механически прокомпостировать, оторвать половину, сделать отметку чернилами или карандашом. Иногда это зависит от класса билета и от того, нужен ли он для обратной поездки. В этом случае мы имеем дело с месячным проездным первого класса, на котором нет следов использования.

– Но только до Ватерлоо, – заметила я. – Это прямо как в железнодорожных детективных романах, которые продаются у «Г. У. Смита»[24], не так ли?

– Мы можем предположить три вещи, – продолжил Доггер, игнорируя мой вопрос. – Либо билет хранился доктором Брокеном как доказательство предполагаемой поездки в Лондон…

– Несмотря на то что он обманщик, – перебила я.

– Да, но это только следующий запутанный узел в нашей истории, – улыбнулся Доггер.

Видно было, что он получает удовольствие.

– Либо он собирался поехать в Лондон, а может, и дальше, но на самом деле этого не сделал.

– Билет действует месяц, – заметила я. – Он до сих пор действителен.