— Охотно верю. Вот только заночевать-то наш лейтенант явно решил на полюсе.

— Причем раньше нас, — поддержал его унтер-офицер Эванс. — В полярном уединении.

Роберт помнил, что, включая этого молодого офицера в состав отряда, он нарушил сразу две святые заповеди руководителя подобных экспедиций. Первая из них гласила: в группе должно быть ровно столько людей, на сколько рассчитаны палатка и запасы продовольствия; вторая: ни один человек не должен появиться в полярной группе в последний момент, без соответствующей проверки и притирки в коллективе, а главное, без крайней на то необходимости.

Как врач, Уилсон первым осознал всю опасность подобного решения, поскольку появление в «полярной группе» человека, который по всем предварительным прикидкам обязан был вернуться в базовый лагерь со вспомогательной партией, сразу же сделало их палатку слишком тесной и неприспособленной для нормального отдыха. К тому же оно лишало группу значительной части резервного продовольствия, которое необходимо было на тот, самый крайний, случай…

Однако внимание и мысли самого Бауэрса были заняты в это время чем-то другим.

— Господин капитан! Сэр! — прокричал он, остановившись шагах в тридцати от саней. — Там, впереди, что-то виднеется!

Скотт и Уилсон настороженно переглянулись. Они уже привыкли полагаться на дальнозоркость самого молодого «странника» своей группы, поэтому медленно, неохотно, но все же стали отрывать свои тела от блаженной упругости поклажи.

— Что именно?! — спросил капитан, первым поднявшись и подавая руку доктору.

— Нечто похожее на гурий!

— На гурий?! — дуэтом прокричали Роберт и Эдвард. — Вы уверены?!

— О, Господи, только не это! — хриплым унтер-офицерским басом прорычал Эванс. — Неужели этот чертов Норвежец все-таки опередил нас?!

Лейтенант подождал, пока двое его товарищей приблизятся, и только потом неуверенно как-то пробормотал:

— Да нет, скорее всего, мне что-то пригрезилось, — указал меховой рукавицей в сторону небольшой возвышенности по ту сторону заснеженной долины. — Очевидно, это небольшая скала или высокий заструг.

— Откуда здесь взяться скале? — пожал плечами доктор. — Судя по всему, под нами несколько миль тысячелетнего льда.

Сколько Скотт ни всматривался в том направлении, куда указывала рука Бауэрса, однако так ничего и не разглядел. Тем не менее он не поверил сомнениям лейтенанта. Тот определенно что-то узрел в серой пелене ландшафта, но, сообразив, каким страшным известием окажется для начальника экспедиции появление впереди гурия Амундсена, решил оттянуть минуту мучительного разочарования.

— Вы действительно ничего не видите, Генри? — потянулся подбородком к его плечу капитан.

— Ничего определенного, сэр.

— Почему-то же вы решили, что там виднеется гурий?

— Как это обычно бывает: снежное видение, ледяные миражи. Но дымка сгущается, а очертания слишком неясные.

— И все же вы запомнили, где именно явилось вам это видение? — спросил Уилсон.

— Так точно, док. Чуть восточнее нашего основного направления.

Скотт еще раз задумчиво всмотрелся в заснеженную даль, взглянул на постепенно проклевывающееся из серой скорлупы поднебесья солнце и решительно направился к саням, предупредив: «Еще двадцать минут отдыха, и продолжаем путь к полюсу».

Наверное, это был первый случай, когда традиционные двадцать минут передышки тянулись в восприятии Скотта нескончаемо долго. Многое он отдал бы, чтобы выяснить, где сейчас находится группа Амундсена.

Честь морского офицера, о которой капитан никогда не забывал, не позволяла ему молить Создателя о том, чтобы экспедиция Норвежца потерпела неудачу, но какие же хвалебные молитвы он возносил бы, если это все-таки произошло! Если бы чудо все-таки свершилось и какие-то силы небесные помешали норвежцам появиться на полюсе хотя бы на час раньше «королевских гонцов Британии», как назвал его полярных странников кто-то из австралийских журналистов — он, капитан Скотт, почувствовал бы себя самым счастливым человеком в этом подлунном мире…

С той поры, как была получена телеграмма этого удачливого скандинава о намерении идти к Южному полюсу, само присутствие его в Антарктиде порождало в душе капитана неистребимую тревогу, круто замешанную на соперничестве, на ревности, на осознании некоей высшей несправедливости. И внешне невозмутимый, предельно сдержанный британец ничего не мог сделать ни с этой тревогой, ни с самим собой.

— До полюса теперь уже не более двадцати пяти миль, сэр, — негромко, доверительно проговорил лейтенант, впрягаясь рядом с начальником экспедиции в санные лямки. — Если Амундсен где-то рядом, то мы должны быть готовы к упорным гонкам на финише.

— Он и в самом деле где-то рядом, — мрачно подтвердил Скотт. — Но уже впереди нас. Нутром его чувствую, как старый моряк — приближение жесточайшего шторма.

— С его стороны было бы по-рыцарски, если бы к полюсу обе экспедиции пришли вместе.

— Вы о чем это, лейтенант?! — нахраписто ухмыльнулся ротмистр. — В гонках на приз так не бывает. Какое, к чертям, рыцарство, когда на кону — никем не изведанный полюс, на котором каждый появившийся тут же перевоплощается в памятник самому себе?! Молите господа, как бы прямо там, у флага Великой Британии, не дошло до перестрелки.

— Ну, это уже слишком, — попытался остепенить его Скотт. — Не нагнетайте атмосферу, Отс.

— Вы считаете, что «слишком»?! А вспомните, каким противостоянием между британской и французской коронами завершалось освоение большинства территорий Канады.

— И все же никакое соперничество от священных традиций рыцарства освободить нас не способно, — не оглядываясь, возразил Бауэрс, а, выдержав небольшую паузу, неожиданно добавил: — Как, впрочем, и от необходимости водружать флаг империи на любой территории, которая достанется нам по праву первопроходцев.

— В том-то и дело, — подловил его на слове ротмистр Отс, шедший чуть позади, но все же в промежутке между Скоттом и Бауэрсом, — что… первопроходцев, а не исследователей чьих-то давнишних полярных стоянок.

— Умерьте свой пыл, джентльмены, — холодно осадил их капитан Скотт, воспринимая замечание магната Отса как очередной упрек в свой адрес. — Сохраните силы для последних переходов.

Около получаса группа продвигалась по жесткому ледяному насту в полном молчании, которое, однако, более красноречиво свидетельствовало о напряжении всех её сил, чем любые другие проявления. При этом Скотт не сомневался, что все его «полярные странники» думают сейчас только об одном: что их ждет впереди — слава первооткрывателей или же утешительное право водрузить флаг Британской империи рядом с победным флагом Норвежского королевства? И был признателен своим полярникам за то, что лишний раз не терзают его и без того истерзанную душу горечью своих сомнений и разочарований.