Веревка обдирала ладони, костяные бляшки на шкуре Жевуна наждаком задевали кожу, оставляя глубокие царапины. Карик упал на траву, вскочил и побежал к Петьке. Тот продолжал стоять на своем посту, только тетиву натянул туже. По его щекам катились слезы.

— Надо бежать, — сказал Карик. — Петька, очень тебя прошу. Давай. За помощью. Тут недалеко. Наверное.

— Ты не понимаешь, — сказал Петька. — Никто не понимает. Они обманули меня. Понимаешь? Обманули! Они все разрушат. Поселки растопчут, машины, людей. Обманули! Урвагч!

Карик и вправду ничего не понимал. Кто обманул Петьку? Однако разбираться, расспрашивать времени не оставалось. Он схватил Петьку за руку и потащил за собой. Но Петька ловко вывернулся и вновь принял боевую стойку.

— Ах, ты так! — Карик изловчился и толкнул его в спину. Точнее, попытался толкнуть. В самый последний момент Петька сделал шажок в сторону, и Карик, промахнувшись, полетел на траву. А когда попытался встать, то в лицо ему смотрела стрела. Самая настоящая стрела с острым наконечником из кости и тремя зазубринами, чтобы крепче вонзалась в тело.

— Ты чего, Петь… — начал было Карик и осекся. Тот, кто смотрел на него с прищуром, прицеливаясь, не был Петькой.

Вернее сказать, тем Петькой «Ящуром», которого знал Карик, — нелепым мальком, игравшего в защитника Периметра, подглядывавшего за Олеськой, ходившего по пятам за Кариком, навязываясь в друзья, ловившего вредителей, а затем снабжавшего пропитанием Зубастика. Это был другой человек. Он даже как-то вытянулся, сквозь разводы грязевых татуировок на теле проступили мышцы, лицо потеряло выражение наивного пацана, стало злым, безжалостным.

— Энд гарч, — прошипел этот новый Петька. — Сам делай, что приказала Олеська. Понял?!

И тут огромный хвост Жевуна пришел в движение. Делая размах, Жевун неминуемо снес бы Петьку, но Петька присел, и хвост просвистел над ними. Лежа на спине, Карик почувствовал упругую волну воздуха, свет померк, затем в лицо брызнуло яркое солнце, он зажмурился и услышал глухой удар, от которого содрогнулась земля.

— Гуу! — взревел Жевун. — Гуу!

Когда глаза перестали слезиться от солнца, Карик вскочил и увидел — рогачи шли в атаку. Первый, возглавлявший стадо, теперь валялся на земле, нелепо шевеля ногами, как перевернутый на спину огромный жук. Но ящеры продолжали идти, расширяя проход в периметре так, будто в отверстие вбивался клин — крайние рогачи упирались бронированными боками в опоры, отчего те кренились, с противным звоном рвались провода, а окончательно дело довершали следующие ряды, втаптывая остатки Периметра в землю.

Петька пробежал под брюхом Жевуна, куда-то прицелился, выпустил стрелу, которая взмыла круто вверх. А Петька накладывал новую стрелу и опять пускал ее в сторону рогачей, и еще одну, и еще.

Жевун снова ударил хвостом, и еше пара рогачей повалились на бок, отчего наступающий клин сбился, идущие позади ящеры наткнулись на упавших, повернули в сторону, но сшиблись с другими, которые продолжали переть вперед и вперед. Возникло замешательство. Рогачи недовольно фыркали, мотали головами, но затем их движение упорядочилось. Они обходили Жевуна с двух сторон, стараясь взять его в кольцо.

«Помощь! Нужна помощь!» — вдруг вспомнил Карик, завороженный зрелищем битвы.

И помощь пришла.

Земля дрогнула, на яркое солнце пала тень, и яростный рык словно холодной волной от близкой погодной установки прокатился по месту сражения.

И сразу наступило затишье.

Только жуткое урчание нарушало тишину.

Словно во сне Карик видел, как Жевун повернул башку в его сторону, по боку ящера прокатилась волна дрожи, от чего Олеська чуть не свалилась с холки, но удержалась, крепче ухватилась за сбрую, что-то крикнула, но Жевун подался вбок, начал разворачиваться хвостом к более страшной, по его мнению, опасности.

Один из рогачей, оказавшийся на пути отступления Жевуна, боднул его, острые шипы глубоко вонзились в лапу, брызнула кровь.

Но Карик этого уже не видел, загипнотизированный огромным желтым глазом, похожим на глазок яичницы, что так любил готовить Собачухин из яиц курногов. Глаз пристально рассматривал Карика, вертикальный зрачок сжимался и разжимался, пульсируя в радужке. И подчиняясь этой пульсации, все тело охватывала неодолимая слабость.

Потом распахнулась пасть, переполненная острейшими клыками, но Карик все равно не мог пошевелиться, даже когда между зубов возник язык и лизнул его.

Лизнул!

Его!

— Зубастик, — пробормотал Карик, — Зубастик.

Ящер ткнулся в него мордой.

И как по волшебству немочь бледная испарилась.

— Ну, я вам покажу, — сказал Карик. И поправился: — Мы вам покажем.

Задняя лапа Жевуна, пробитая рогачам, подломилась. Плечеход накренился, как подбитый ниже ватерлинии ледовый броненосец, жалобно зарычал, а ободренные рогачи выставили шипы и двинулись на Жевуна.

Петька перестал пускать стрелы по одному ему ведомым целям. Увидев, что Жевун падает, он схватился за сбрую и влез на холку к Олеське, которая пыталась выпрямить питомца.

— Уходим, — сказал Петька, но Олеська помотала головой и закусила до крови губу. Из глаз ее текли слезы. — Он сильно ранен в ногу, сейчас упадет и нас придавит.

— Не упадет, — сказала Олеська, видя, как плотная масса рогачей охватывает Жевуна полукругом. — Не падай, Жевун, миленький!

— Гуу, — жалобно простонал ящер, изогнул шею и посмотрел укоризненно на Олеську.

Петька хотел силой стащить упрямую девчонку вниз, но тут над полем битвы разнесся рев. Узкое, двуногое, хищно вытянутое тело вклинилось в ряды рогачей.

Карик кое-как держался за роговые выступы. Его мотало из стороны в сторону. Когда казалось, что сейчас он сползет с правого бока, ящер бросался вправо, Карик на мгновение выпрямлялся, чтобы тут же сползти на другую сторону. И, словно чувствуя это, Зубастик новым рывком восстанавливал его равновесие.

Только отсюда, с холки Зубастика, Карик понял насколько вырос его питомец. Помогло ли тут Петькино питание или сам Зубастик вполне прокармливал себя, шныряя по лесу и охотясь за дикими курногами, — все могло быть, но с последнего дня их встречи ящер здорово вымахал. Однако рогачей пугал не размер Зубастика, а кое-что другое.

Его пасть, утыканная черными клыками.

Его рев, от которого даже у Карика бежали мурашки.

Его быстрота и невероятная ловкость, с которой он уклонялся от рогачей, заходил им в бок, чтобы ловким ударом тяжелой головы сбивать с ног бронированных чудищ.

Это даже хорошо, что он их не кусает, мелькнуло у Карика. Только расшвыривает, ломает ряды, вносит сумятицу в продвижение стада. То, что сейчас нужно. Чтобы дать отступить раненому Жевуну. Чтобы выиграть время до прихода помощи.