глаза. Они здесь. У них повсюду люди — разговаривают с легковерными, показывают свои видео, вербуют, подстрекают студентов идти на войну и стать «мучениками». Не нужно сдавать никаких экзаменов, говорят они, — приходи и борись. Не нужно читать никаких книг, говорят они, — научись стрелять из ружья. Напиши свое имя на экзаменационных работах, остальное предоставь нам.

Мне подумалось, что в скрытом гневе Ахмеда таились некоторые причины, пробудившие мятежный дух в моем кузене Шарифе. Но я по-прежнему не хотела вмешиваться во все это. Вместо этого я вернулась в деревню на семестровые каникулы и изо всех сил постаралась задвинуть неприятности в глубину сознания. Я собиралась приступить к изучению собственно медицины. Мечта была так близка к исполнению. Я не хотела рисковать.

* * *

Обучение на врача делится на четыре предмета: общая медицина; хирургия; педиатрия (лечение детей); акушерство и гинекология. Я уже решила, что хочу специализироваться на последнем — уходе за женщинами во время беременности и родов. В нашей деревне в этом была наивысшая потребность: я видела так много случаев, когда дети умирали во время родов, а матери очень сильно болели.

На втором курсе мне пришлось изучать все четыре предмета, и я знала, что буду сдавать экзамены в конце года. По каждому предмету я либо получу отметку «отлично» или проходной балл, либо провалюсь. Мне нужно было пройти по всем четырем предметам и получить «отлично» по акушерству и гинекологии, чтобы иметь возможность специализироваться в этой области. Массу времени я проводила укрывшись в библиотеке, корпела над медицинскими книгами и затверживала их наизусть. По возможности я избегала Ахмеда и других, участвовавших в политической борьбе, и сосредотачивалась на занятиях.

Я приобрела репутацию скучной зубрилы. Большинство студентов полагали, что у меня нет ни малейшего интереса к политике, что я даже смутно не ощущаю назревающих в стране событий. Единственный раз я выразила несогласие, когда речь зашла об анатомировании человека. В рамках наших исследований в области хирургии каждый должен был пройти курс по рассечению и идентификации частей человеческого тела. Мы разделились на команды из четырех человек. Для работы университет предоставил тело каждой команде.

Трупы содержались на стеллаже в гигантском морозильнике. Нам сразу же стало очевидно, что они принадлежат исключительно черным африканцам. У нашего было весьма примечательное лицо: с массой точечных шрамов, расположенных кругами на щеках, носу и лбу. Рания заметила, что это шрамы людей из племени нуэр — одной из основных повстанческих группировок, сражавшихся на юге. С черным висельным юмором мы назвали наш труп Джеймсом, предположив, что для человека из племени нуэр это самое подходящее имя.

Я спросила у лабораторных техников, откуда взялся Джеймс. Все трупы доставлялись из Центрального морга, но как он там оказался? Выдвигались различные объяснения. Одни чернокожие служили «боями» в домах арабов. Если они умирали и родственников не удавалось найти, тела отдавали для вскрытия. Другие были беженцами, спасавшимися от сражений на юге. Третьи погибли в авариях, и, если их не забирала семья, они подлежали вскрытию.

Наконец, я задала вопрос, засевший у меня голове: почему только черные африканцы? Лаборанты признались, что не знают и что их это тоже беспокоит.

Однажды какие-то люди из племени нуэр пришли и потребовали ответа, почему их сына продали для вскрытия без разрешения семьи. Лаборанты чувствовали себя ужасно, но что они могли сделать? Их работа заключалась в том, чтобы доставлять из морга трупы для вскрытия, а не проверять их происхождение.

Чем больше я думала об этом, тем больше злилась. Взять хотя бы аварии. Несомненно, в них погибали и арабы, так почему же к нам никогда не попадали их тела? Почему всегда только черные африканцы? Я обсуждала этот вопрос с Ранией, Далией и другими, и он вызвал много споров среди студентов. Мы даже подумывали бойкотировать курс по вскрытию, но сообразили, что это поставит под угрозу нашу учебу.

— Если бы не мы, черные африканцы, арабы не чувствовали бы своего превосходства, — кипятилась я. — Мы им нужны — им нужно подавлять кого-то, угнетать.

Рания соглашалась:

— Они просто в игры играют с черными в этой стране. Им наплевать на нас, когда мы живы, и тем более когда мы мертвы!

Каким чудовищным пророчеством оказались эти слова.

14

Слухи о войне

Я знала, насколько важно для моих односельчан, чтобы мне присвоили квалификацию врача. Это давало мне силы и храбрость продолжать учиться, и я преуспела. Университет еще несколько раз закрывали, но, к счастью, медицинский факультет по большей части не трогали. Возможно, кто-то понял, что в деревне врачи нужны и что отправлять студентов-медиков на бойню в этой бесполезной, убийственной войне не очень разумно.

Меня все больше волновали традиционные лекарства, которыми пользовались Халима-знахарка и бабуля. В моем распоряжении имелась хорошо оснащенная лаборатория, и я решила определить, какова на самом деле польза от таких снадобий. В особенности меня интересовала мазь из жженых голубиных фекалий, которую применяли для лечения порезов и ожогов. И еще имелось множество растений, кустарников, кора и корни, которые Халима и бабуля приносили из леса. Каждый раз, приезжая домой, я собирала несколько образцов.

Некоторые из этих деревенских зелий не имели никакой медицинской ценности. При желтухе знахарка прижигала больному кожу раскаленным на огне ножом. Шесть-семь раз она применяла раскаленный нож — кожа с шипением испускала дым и пар. При сильной мигрени знахарка прикладывала горячий нож к виску или шее — словно боль таилась именно там. Был немалый шанс осложнить дело, особенно потому, что ожоги часто воспалялись.

Некоторые недуги было принято лечить традиционными «иссечениями», но так называемое лечение неизменно оказывалось опаснее самой болезни. Когда ребенок заболевал коклюшем, горло у него раздувалось в большой зоб, и знахарка решала, что нужно его прорезать, чтобы «осушить». Но зоб на самом деле был опухшей железой, и довольно часто ребенок умирал от кровотечения, инфекции и ран.

Одна женщина из нашей деревни родила семь дочерей подряд. Ее муж решил было взять вторую жену, поскольку отчаянно хотел сына. Затем, к радости обоих родителей, восьмым родился мальчик. Но вскоре у него начался коклюш, и знахарка вскрыла ему зоб. Кровотечение не останавливалось, и в итоге мальчик умер. Обезумевший отец обвинил знахарку в том, что она убила его сына, а мать так и не оправилась от душевной травмы.

Но некоторые из растительных лекарств действительно были хороши. Бабуля готовила мазь из куста бирги — для исцеления ран. Я протестировала растение и обнаружила,