Внезапно он взобрался на меня – буквально взобрался. Еще пара поцелуев в шею, и… Не уверена, что смогу написать, что было дальше. Господи, зачем я все это говорю?

Правой рукой он направил свой член внутрь меня. Это получилось не сразу, потому что… потому что мужское достоинство не было достаточно твердым. Я попробовала предложить немного замедлиться, поласкать друг друга подольше, но он как будто пропустил мои слова мимо ушей. То, что случилось дальше, было, откровенно говоря, просто неприятно. Не обращая внимания на мои ощущения, он ввинчивался в меня, явно пытаясь возбудиться, а потом напрягся, закряхтел, и все было кончено. Он осторожно отсоединился от меня и перекатился на спину.

Я не могла произнести ни слова. Слезы текли у меня по щекам, и я порадовалась, что он выключил свет. Мне не хотелось, чтобы он знал, как сильно я разочарована. Я прикусила губу, чтобы не всхлипнуть, и подумала, что долго скрывать рыдания мне не удастся. Но я зря об этом беспокоилась. Хьюго вдруг пошевелился, и я поняла, что он вылезает из постели.

– Спокойной ночи. И он ушел.

На следующее утро я проснулась одна – опять. Никаких утренних занятий любовью или хотя бы объятий и поцелуев, чтобы хорошо встретить наступающий день. Я помню, что очнулась с какой-то тупой болью внутри; болью и странной пустотой, как будто пока я спала, кто-то высосал из меня мою душу. Сначала я даже не поняла, откуда взялось это ощущение. Странно. Обычно люди, с которыми случилось какое-то несчастье, говорят, что просыпаются вполне нормально, и только потом, через некоторое время после пробуждения, их накрывает осознание беды. Со мной всегда было наоборот. Я просыпаюсь с болью, но не сразу вспоминаю, что ее вызвало.

Итак, прошло всего лишь два дня моей семейной жизни, а я уже успела узнать, что мой муж женился на мне потому, что я напоминаю ему другую женщину, что мы должны спать раздельно и что наши занятия любовью – во всяком случае, пока – совершенно не похожи на страстное воссоединение двух любящих людей, как я себе воображала.

С тех пор произошло кое-что еще, потому что все, о чем я тебе сейчас пишу, было семь дней назад. Но пока я не могу написать больше. У меня не хватает решимости. Не сейчас.

Мне так хочется все тебе рассказать! По-настоящему рассказать, в реальности. Я не знаю, что мне делать, Имо. Я запуталась и очень несчастна. Но я должна быть оптимисткой. Поэтому сейчас я закажу большой бокал холодного белого вина и постараюсь сосредоточиться на положительных мыслях – перед тем, как вернуться в отель. К Хьюго.

Лора.

Утро понедельника выдалось солнечным и холодным – такие осенние дни Том особенно любил. После того как Кейт ушла, он всерьез подумывал, не открыть ли ему славную бутылочку односолодового виски, уже давно стоявшую в шкафу, но теперь радовался, что сумел устоять перед искушением. Вина было более чем достаточно, и он начал день с ясной головой. Во всяком случае, не с похмельной. Что же касалось мыслей, то в них царил полный разброд. Том думал о тысяче не связанных между собой вещей одновременно и никак не мог сосредоточиться на чем-то одном.

– Спасибо, Кейт, – пробормотал он. Учитывая всю сложность дела, сейчас ему меньше всего нужны были личные проблемы.

Для начала Том должен был заехать в штаб-квартиру, но потом собирался отправиться в Оксфордшир, и как можно скорее. Как и Бекки, он чувствовал непонятное скрытое напряжение между членами семьи, но, в отличие от нее, хотел докопаться до причины.

Несмотря на то что было всего семь утра, несколько сотрудников из его команды уже находились на месте. Самые большие энтузиасты, подумал Том. Он созвал всех на короткое совещание и попросил доложить новости, которые поступили по делу с тех пор, как одиннадцать часов назад он уехал домой. За тишиной и покоем – какая злая ирония!

Том прислонился к столу, а все остальные придвинули поближе стулья или расселись на столах. Аджай, как и всегда, начал первым:

– Мы раскопали кое-какую информацию по Тине Стиббонс, сэр. Однажды она уже имела дело с полицией. Она работала сиделкой у одного старого джентльмена в Кромере, и его дочь обвинила Тину в краже ценных марок. На альбоме осталось множество ее отпечатков, но Тина объяснила это тем, что рассматривала марки с разрешения хозяина. Сам он не помнил, давал ей альбом или нет. Дочь твердо стояла на своем и собиралась упрятать Тину за решетку, но за два дня до заседания суда вдруг сняла все обвинения. Марки так и не нашлись, Тина уехала из Кромера, и дело затихло. Местные власти были в ярости, но старик был при смерти, и им показалось неэтичным выдвигать против него и дочери обвинения в том, что они зря потратили время полиции. Полиция подозревала, что в деле имел место шантаж, но доказать ничего не удалось. Дочь почему-то резко захотела забыть обо всей этой истории. Бог знает, что там придумала Тина.

Том подумал, что Тина, она же Аннабел, согласно ее же собственным признаниям, действовала по уже знакомому образцу.

– Хорошая работа, ребята. Вам удалось раздобыть фотографию Тины?

– Конечно! И это не слишком приятное зрелище, доложу я вам. О чем вообще думал старина Хьюго? – заметил Аджай. Он всегда тщательнейшим образом заботился о своем костюме и прическе и гордился своей экзотической внешностью, так что замечание вроде этого было для него типично.

– Внешность – это еще не все. Она заботилась о его матери, и, возможно, он видел совсем другую ее сторону.

Где фотография?

– На доске у вас за спиной, босс. Вверху справа.

Том взглянул на белую магнитную доску и искренне поразился. Тина Стиббонс и Аннабел Флетчер были двумя совершенно разными женщинами. Бывшую жену Хьюго невозможно было узнать. Вчера она говорила об «улучшении внешности» и «кое-каких пластических операциях», но это было явным преуменьшением.

Одна из девушек вручила Тому чашку кофе – как раз то, в чем он особенно нуждался, – и кивнула на вторую фотографию.

– Вот это Аннабел вскоре после того, как стала леди Флетчер. Их свадьба наделала много шуму, хотя Хьюго и старался провести все за закрытыми дверями. Но при его положении… Папарацци дежурили постоянно. Вы когда-нибудь смотрели эти американские передачи о преображениях? Имидж-шоу?

Мужчины недоуменно переглянулись, но некоторые из девушек улыбнулись и закивали.

– Они выбирают самых некрасивых девушек и полностью изменяют их внешность. Без всяких преувеличений превращают гадких утят в прекрасных лебедей. Переделывают носы и подбородки, убирают мешки под глазами и жир с живота, делают новую грудь, ставят виниры на зубы, чуть ли не выращивают новую кожу на лице, удаляют волосы с тех мест, где их слишком много или не должно быть, а на голове, наоборот, наращивают. И вот потом, когда создают совершенно другого человека, девушке делают потрясающую прическу и макияж. Недостаток заключается только в том, что в результате этих изменений все девушки выглядят на одно лицо. Так вот, Тина Стиббонс как будто побывала на одной из этих программ. И новая внешность стоила ей не меньше полумиллиона фунтов, по моим прикидкам.