Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедняжка Рагна из Поллена, как мило смеётся она...
Конечно, время от времени ей удавалось вполне сносно поесть, но — главное — она стала терпеливой и научилась обуздывать себя. О тайных свиданьях в укромном уголке и речи больше не было, никаких пламенных мечтаний наедине с кем-то, даже соблазнительных и пробуждающих страсть платьев она больше не носила.
Пальто, которое ей подарил Родерик, было теперь для неё слишком шикарно, но Эстер, дочь, что в услужении у доктора, отказалась взять это пальто себе, так оно и висело, никому не нужное.
Да-да, всё очень хорошо, она стала совсем другим человеком. А тут выдался редкостный час, когда Рагна пришла к Ане Марии и возжелала обратить её на путь истины. Впрочем, тут Рагна зашла, пожалуй, слишком далеко, и никаких результатов её визит не возымел.
Обе они пользовались в округе весьма двусмысленной репутацией: Ане Мария, к примеру, была недовольна своим супругом, а Рагна так и вовсе не слишком добродетельна. Ну и что с того? Правда, ни одна из них не стала бы оправдываться, да и кому какое до этого дело в голодную пору?
Надо сказать, что затея Рагны имела под собой подоплёку: в предрождественской суматохе, когда делили товары из лавки, Рагну обошли при раздаче сиропа. «Эка невидаль, — сказала Ане Мария, — у тебя ж нет дома малышей, так что уж и не знаю, зачем тебе понадобился сладкий сироп».
В тот раз Рагна промолчала, промолчать-то промолчала, но запомнила. Она ведь и не собиралась лакомиться этим сладким сиропом, но поди знай, как обстоят дела с сиропом у доктора, где служит её дочь. А теперь она ничем не могла угостить родную дочь, и виновата в этом была Ане Мария. Она даже заподозрила, что Ане Мария — человек недобрый по своей сути и не поддающийся обращению. Вот Рагна и решила воздействовать на неё словом.
Ни к чему эта затея не привела, получился обычный разговор между двумя женщинами.
Ане Мария стояла и слушала её речи, она заметно осунулась от голода, грудь у неё высохла. Поначалу она даже растерялась. Уж не заявилась ли к ней Теодорова Рагна, чтобы её воспитывать?
Вот именно, при всех своих немощах. Особенно она хотела предостеречь Ане Марию от встреч с Эдевартом Андреасеном.
— Ты что, совсем рехнулась? — спросила Ане Мария. — Да я не помню, когда в последний раз видела Эдеварта.
— Ну а как насчёт Августа? Он знаешь как бегал за мной и приставал!
У Ане Марии вдруг сделалось кислое выражение. Хотя, конечно, ей было не так уж и неприятно и даже польстило, что её подозревают в связях с мужчинами, но признание Рагны огорчило её и пробудило в ней ревность. Кстати, Рагна была и помоложе её, и фигурой больше похожа на девушку, и соблазнительнее.
— Значит, говоришь, он к тебе приставал? А ты, само собой, не возражала?
Ах-ах-ах, пусть Ане Мария больше не думает про неё так, она, Рагна, пробудилась к новой жизни... А всё потому, что Август лежит при смерти и бредит...
— Я просто хотела призвать на него милость Божью с помощью душеспасительного слова, — пояснила Рагна.
Тут Ане Мария расхохоталась, чем глубоко уязвила Рагну. О, душа суровая и необращённая, не должна так смеяться эта великая грешница, которая даже была когда-то под судом за убийство шкипера.
— Уж и не пойму, Ане Мария, чего это ты смеёшься? Ко всему прочему Рагна ещё и говорит ей «ты», ей, к которой все полленцы обращаются на «вы», с тех пор как она разбогатела.
— Я тебя не уважаю, — сказала Ане Мария и хотела было уйти.
Рагна:
— Сейчас такое время, что и ты должна подумать о своей душе, какой бы ты важной себя ни считала! Некий глас призвал меня явиться к тебе и предостеречь тебя.
— Шла бы ты лучше домой да залатала свою одежду, чтоб не выходить в таком виде на люди.
— Неужто ты думаешь, что я пекусь о своём бренном теле, холодно ему или нет? Ведь близится день Страшного суда!
— Да ну! — воскликнула Ане Мария. — И кто ж это тебе сказал?
— Святое Писание. Грядёт последний день, когда во многих местах погаснет свет, вот совсем как сейчас. А вдобавок время зверя, и голод, и смятение умов. Мы же не молимся!
— Говорят, есть надежда на новый косяк сельди, — сухо сказала Ане Мария.
Рагна сглотнула, и глаза у неё блеснули.
— Хорошо бы, — сказала она, — но ведь уже сколько раз говорили об этом, Господи помоги нам.
— Говорят, птицы прилетели.
Рагна ещё раз сглотнула.
— Может, Господь смилостивился над нами! Вот дай только срок! Я готова на коленях благодарить Его, если так случится.
— У тебя что, совсем ничего нет? — спросила Ане Мария.
Рагна разжала пересохшие губы и шепнула:
— Да, со среды.
— А Теодор дома?
— Нет, у него какое-то дело в Верхнем Поллене.
— А почему ж ты сама не пошла туда?
На лице Рагны мелькнуло какое-то странное выражение, и она прошипела:
— Лучше умереть!
— Ты бы всё-таки наведалась к Эстер.
— Ты про что? — спросила Рагна. — Я не такая грешница, чтобы вырывать кусок изо рта у собственных детей.
Ане Мария:
— Можешь получить несколько картофелин.
— Нет! — истерически крикнула вслед ей Рагна. Ане Мария прошла на кухню и вернулась оттуда с дарами: несколько картофелин, совсем немножко.
— Я бы рада дать тебе и побольше, но у меня живут эти благословенные детки. А вот тебе в придачу кусок мяса.
Рагна:
— Я не возьму!
Ане Мария сделала свёрток и передала его Рагне. И снова по серым щекам Рагны побежали слёзы.
— Грешно вводить меня в искушение, — всхлипывала она, — тебе и самой нужна еда, да-да, самой. Зачем ты так поступаешь, спасая мою злосчастную жизнь? Ты ведь сама умираешь с голоду.
В комнату ворвались с улицы мальчишки, два «принца», два здоровых и крепких бутуза, весёлых и приветливых.
— Слава Богу, до сих пор они не терпели нужды, — сказала Ане Мария.
Когда Рагна уже собралась уходить, то вспомнила наконец, зачем, собственно, приходила, и смущённо промолвила:
— Да, да, я была всего лишь ничтожным вестником от лица Того, кто наставил меня.
Ей было явно стыдно, и, уходя, она поблагодарила за дары.
— Я была бы так рада, если б и ты дала обет воздержания. А верно ли, что Август лежит при смерти? Эдеварт, правда, к нам заходит...
Ане Мария лишь отмахнулась. Она и впрямь не привыкла, чтобы к ней обращались на «ты», совершенно не привыкла, но это ещё куда ни шло. Главное, чтобы Рагнин Теодор не вздумал проповедовать! Вот это уж будет просто кривлянье.