Твоя супруга, о Буржуа! твоя добродетельная половина, законное обладание которой заменяет тебе поэзию; неусыпный страж твоего сейфа, будет лишь идеалом содержанки.

Твоя преждевременно созревшая дочь возмечтает с колыбели о том, что продаст себя за миллион; а сам ты, о Буржуа, еще меньше поэт, чем сейчас, ты ничего не сумеешь возразить; ты ни о чем не станешь сожалеть… Благодаря прогрессу, у тебя останутся только кишки!

Времена эти близки; кто знает, не наступили ли они уже, и не мешает ли наша толстокожесть их распознать?

Эти Саксонские часы, которые отстают и бьют тринадцать раз среди своих цветов и богов, чьими они были? Думай, что они прибыли из Саксонии в длинных старинных дилижансах.

(Странные тени свешиваются на изношенные стекла)

И твое венецианское зеркало, глубокое, словно прохладный водоем, в змеистом обрамлении с осыпавшейся позолотой, кто в нем отражался? Ах, я уверен, что не одна женщина смывала этой водой грех своей красоты; и, быть может, я увижу обнаженный призрак, если буду долго смотреть.

— Противный, ты часто говоришь дерзости…

(Я вижу паутины в верху больших окон)

Наш буфет еще очень старый: посмотри, как огонь красит его печальное дерево; тот же возраст и у приглушенных штор; а обивка кресел, лишенных прикрас! а старинные гравюры стен? а все наши древности!.. Не кажется ли тебе, что даже бенгали и синяя птица выцвели со временем?

(Не мечтай о паутинах, дрожащих в верху больших окон)

Ты любишь все это, вот почему я могу жить с тобой. Не желала ли ты, сестра моя со взглядом былых времен, чтобы в одной из моих поэм появились слова: "грация увядших вещей"? Новые предметы тебе не по душе; тебе тоже они внушают страх своей кричащей дерзостью, и ты чувствуешь желание их истрепать, что довольно трудно сделать тем, кто не находит приятным действие.

Иди, закрой старый германский альманах, который внимательно читаешь, хотя он издан больше ста лет назад, короли, о которых там повествуется, все мертвы; и, лежа на древнем ковре, опираясь головой о твои колени, такие трогательные под побледневшим платьем, я буду с тобой беседовать часами, о спокойное дитя; нет больше полей, и улицы пусты; я расскажу тебе о нашей мебели… ты рассеянна?

(Эти продрогшие паутины в верху больших окон)