Бригада Полмана уже соединилась с остальной частью армии Скиндии, в которую еще раньше влились войска раджи Берара, так что теперь стотысячная орда медленно двигалась через Деканское плоскогорье в поисках пропитания. Несмотря на подавляющее численное превосходство, Скиндия не предпринимал попыток вовлечь противника в сражение. Похоже, перед армией вообще не стояло никаких целей. Они прошли сначала на юг, сблизившись с неприятелем, потом отступили на север, совершили неуклюжий маневр с поворотом на восток и снова двинулись на запад. И повсюду, где бы ни проходила эта громадная орава людей и животных, она оставляла за собой разоренные хижины, вытоптанные поля, пустые загоны, выметенные начисто амбары и порушенные сараи. Везде голодное войско искало прежде всего рис, пшеницу, бобы и мясо. Каждый день с десяток конных патрулей отправлялись на юг в поисках вражеской армии, но до красномундирников маратхские кавалеристы добирались редко, потому что британцы выставляли свои патрули. Все понимали, что такой бесцельный поход на пользу только врагу.

– Ну, раз уж у вас такой прекрасный конь, – сказал Полман Додду через неделю после кражи, – то почему бы вам не возглавить кавалерийский патруль?

– С удовольствием, сэр.

– Надо же кому-то выяснить, что поделывают британцы, – проворчал Полман.

Додд отправился на юг с несколькими кавалеристами-маратхами и преуспел там, где потерпели неудачу столь многие до него. Оказалось, что для этого нужно совсем немногое: майор надел свой старый красный мундир. Уловка сработала – ничего не подозревавший дозор майсурской кавалерии попал в ловушку. Шесть всадников бежали, восемь полегли на поле боя, а их командир успел рассказать много интересного, прежде чем Додд облегчил его страдания, пустив пулю в лоб.

– Могли бы привезти его к нам, – мягко укорил вернувшегося майора Полман. – Я бы сам с ним поговорил, – добавил он, выглядывая из занавешенного зеленой шторой домика.

Слон неспешно шагал за облаченным в пурпурный мундир всадником, несшим красный флаг с белой лошадью Ганновера. С полковником была девушка, но Додд видел только ее смуглую, украшенную браслетами и кольцами руку, лениво свисающую из клети.

– Итак, майор, что вы узнали?

– Британцы приближаются к Годавари, сэр, но армии пока не соединились. Каждая насчитывает не более шести тысяч пехоты. Ближе к нам Уэлсли, Стивенсон отклонился дальше к западу. Я составил карту, сэр, с обозначениями их позиций. – Додд протянул бумагу к раскачивающейся клетке.

– Они что, рассчитывают взять нас в клещи? – Полман наклонился, чтобы взять карту. – Не сейчас, liebchen, – добавил он, обращаясь не к Додду.

– Полагаю, сэр, соединиться мешает бездорожье, – заметил майор.

– Разумеется, – сказал полковник, спрашивая себя, уж не вздумал ли Додд учить его, сколько будет дважды два.

Британцы гораздо больше маратхов нуждались в хороших дорогах, так как армию сопровождал огромный и неуклюжий обоз, способный передвигаться только по травянистым равнинам. Это значительно снижало маневренность противника, ограничивая в первую очередь его наступательные действия. В таких условиях возможность охвата армии Скиндии с двух сторон представлялась маловероятной. К тому же, рассуждал Полман, британские генералы, скорее всего, сбиты с толку непонятными метаниями врага. Впрочем, Скиндия, похоже, и сам плохо представлял, что делать дальше, поскольку больше прислушивался к мнению астрологов, чем к советам офицеров-европейцев, в результате чего стотысячная людская масса ориентировалась в своих шатаниях на неясные сигналы звезд, невразумительные толкования снов и сомнительные подсказки внутренностей жертвенных коз.

– Если мы сейчас же выступим на юг, – доказывал Додд, – то Уэлсли окажется в ловушке под Аурангабадом. Стивенсон ничем ему не поможет – он слишком далеко.

– Хорошая идея, – добродушно согласился Полман, складывая карту.

– Должен ведь быть какой-то план, – раздраженно бросил Додд.

– Неужели? – беспечно отозвался полковник. – Повыше, liebchen, вот так... Хорошо! – Смуглая рука исчезла за зеленой шторой. Полман на мгновение закрыл глаза, потом открыл и посмотрел сверху вниз на майора. – Первый пункт плана состоит в том, чтобы подождать. Многое зависит от того, присоединится ли к нам Холкар. – Холкар, самый могущественный из маратхских правителей, вел себя осторожно и, судя по всему, еще не решил, стоит ли поддержать Скиндию и раджу Берара или лучше остаться в стороне от войны и сохранить в неприкосновенности огромную армию. – А следующий – провести дурбар. Вы когда-нибудь присутствовали на дурбаре, Додд?

– Нет, сэр.

– Это совет. Старейших и мудрейших. Или, если хотите, дряхлейших и болтливейших. Обсудим военные вопросы, учтем расположение звезд и настроение богов, примем во внимание опоздание муссона, а потом, после дурбара, возобновим маневры. Впрочем, не исключаю, что какое-то решение принято все же будет, только вот сказать заранее я ничего не могу. Может быть, нам прикажут отступить к Нагпуру. Может быть, выступить на Хайдарабад. Выйти в чистое поле и ждать атаки британцев. Или просто скитаться по стране до Судного дня. Я, разумеется, дам совет, но если накануне дурбара Скиндии приснятся обезьяны, то убедить его сражаться не по силам даже Александру Великому.

– Но ведь Скиндия понимает, что мы не можем позволить британцам соединиться?

– Понимает. Конечно, понимает. Наш повелитель совсем не глуп – он непостижим. Мы ждем благоприятных знамений.

– Куда уж благоприятней! – начал кипятиться Додд.

– А вот это решать не мне и не вам. Нам, европейцам, дозволено воевать, но не толковать послания звезд или разгадывать смысл снов. Зато когда дело дойдет до битвы, майор, можете не сомневаться – звезды и сны будут позабыты, и Скиндия во всем положится на меня. – Полман снисходительно улыбнулся и прошел взглядом по заполнившему равнину морю всадников. Их было здесь тысяч пятьдесят, но ганноверец вполне обошелся бы и одной. Большинство конных маратхов присоединились к армии только в расчете на богатую добычу, которую сулила обещанная победа. Ловкие наездники и отважные бойцы, они понятия не имели о дисциплине, сторожевой службе и уж определенно не горели желанием бросаться навстречу смертоносному огню вражеской пехоты. Они не понимали, что прорыв неприятельской обороны невозможен без огромных потерь со стороны именно кавалерии, и, глядя на тяжелые пушки Скиндии и его наемников-пехотинцев, полагали, что основной удар нанесет кто-то другой, а им останется лишь преследовать сломленного и обращенного в бегство врага. До наступления же этой счастливой минуты они оставались оравой бесполезных голодных ртов, которые требовалось чем-то затыкать. Уход маратхов из армии ни в коей мере не отразился бы на исходе войны, поскольку завоевать победу предстояло, как и раньше, артиллерии и пехоте. Понимая это, Полман предполагал выстроить орудия батареями, колесом к колесу, и разместить между ними пехоту – и пусть тогда красномундирники идут навстречу огню, железу и смерти. Он перемелет их! Нашлет на них ураган свинца и железа! Изрубит в кровавое месиво!