— Заприте его где-нибудь.

Капитана морских разбойников увели. Цезарь остался в каюте один. Он слышал, как кричали пираты, которых солдаты швыряли за борт. Наконец вопли затихли.

Юлий сидел за столом, тяжело глядя на свои руки, и слушал поскрипывание снастей и хлопанье паруса. Он ожидал, что вот сейчас почувствует стыд и раскаяние за то, что приказал сделать, но, к его удивлению, эти чувства не приходили.

Цезарь поднялся и запер дверь. Теперь он мог оплакать Пелиту.

Александрия раздраженно вздохнула, обнаружив, что фибула, еще вчера украшавшая ее платье, исчезла. Быстро заглянув в соседние комнаты, она поняла, что Октавиан уже убежал из дома.

Решительно стиснув зубы, девушка хлопнула дверью и направилась в мастерскую Таббика. Для нее фибула была не просто куском ценного металла — она провела много часов, работая над украшением и полируя его до блеска. Это была единственная вещица, которую она изготовила именно для себя, и многие покупатели, встречаясь с Александрией, засматривались на нее и хвалили искусство мастерицы.

Застежка имела форму орла, символа легионов, который пользовался всеобщим уважением. Офицеры часто останавливали ее на улице и расспрашивали об украшении, и при мысли о том, что гадкий мальчишка стащил вещицу, Александрия сжимала кулаки. Без фибулы плащ сползал с плеч, и его постоянно приходилось придерживать руками.

Он не просто воришка, он еще и идиот! Неужели надеется, что его не поймают? Беспокоила мысль, что пострел настолько привык к наказаниям, что ценность украшения перевесила страх перед неизбежной карой, и он решил во что бы то ни стало завладеть им, пусть и ненадолго. Александрия в раздражении качала головой и вслух негромко описывала, что сделает с проходимцем, когда найдет его. Стыд ему неведом, даже перед лицом матери. Она это поняла, когда мальчишки мясника приходили за украденным мясом.

Атии лучше ничего не говорить. Больно думать об унижении, которое испытает мать по вине сына. Александрия жила у нее неполную неделю, но ей все больше нравилась эта женщина. У Атии были гордость и чувство собственного достоинства. Жаль, что у сына напрочь отсутствуют такие качества.

Два года назад во время смуты лавка Таббика сильно пострадала. Александрия помогала восстановить ее и даже подучилась плотницкому делу, когда мастер изготавливал новые двери и верстаки. Самое дорогое Таббик успел спасти — вовремя унес в верхнее жилище запасы ценных металлов и надежно забаррикадировался от шаек грабителей, бесчинствующих в погруженном в хаос городе.

Подходя к скромному дому старого друга, Александрия решила не нагружать его своими трудностями. Она и так много ему должна, и не только за разрешение пожить в его семье в самые трудные времена. Не стоит рассуждать об этом вслух, но есть за ней долг перед Таббиком, и девушка поклялась себе, что расплатится.

Она толкнула дубовую дверь и сразу же вздрогнула от пронзительного крика, наполнившего помещение. Глаза ее удовлетворенно сверкнули — Таббик мускулистой рукой держал в воздухе извивающегося Октавиана. Мастер посмотрел на дверь и, увидев, что вошла Александрия, повернул мальчишку к ней лицом.

— Ты не поверишь, что этот прохвост пытался мне продать!

Увидев, кто пришел, Октавиан принялся брыкаться еще отчаянней, молотя кулачками по руке, которая держала его, казалось бы, без всякого усилия. Таббик не обращал на удары внимания.

Девушка быстро пересекла мастерскую и подошла к ним.

— Где моя фибула, маленький воришка? — требовательно спросила она.

Таббик протянул ей ладонь свободной руки — на ней блестел серебряный орел. Александрия взяла застежку и прикрепила на плаще.

— Заходит, наглец такой, и заявляет, что у него ко мне предложение! — возмущенно рассказывал Таббик.

Будучи абсолютно честным человеком, мастер ненавидел тех, кто пытался прожить за счет воровства. Он встряхнул Октавиана, вымещая на сорванце праведный гнев; тот взвизгнул и попытался лягнуть обидчика ногой. Глаза мошенника шарили по сторонам в поисках путей спасения.

— Что будем с ним делать? — спросил Таббик.

Александрия задумалась. Она испытывала сильное искушение пинками прогнать воришку до самого дома. Но что это даст? В любой день он сможет стащить у нее что угодно. Необходимо принять более продуманное решение.

— Думаю, что смогу убедить мать этого воришки отдать его к нам в работники, — произнесла она.

Таббик немного опустил Октавиана, и ноги мальчика коснулись пола. Он немедленно извернулся, укусил мастера за руку и сразу вдруг оказался в воздухе, корчась от бессильной ярости.

— Ты что, шутишь? Это же просто звереныш! — возразил Таббик, морщась и разглядывая белые отметины, оставленные на его запястье острыми зубами.

— Ничего, обучим. Отца, который занялся бы его воспитанием, нет, и если мальчишка будет жить так дальше, то вряд ли протянет долго. Тебе ведь нужен помощник для работы на мехах; кроме того, он может прибираться, что-нибудь поднести…

— Отпусти меня! Я ничего не сделал! — завопил Октавиан.

Таббик рассматривал сорванца.

— Он тощий, как крыса. В его руках нет силы.

— Ему всего девять, Таббик. Чего ты хочешь?

— Он убежит, как только откроется дверь, — проворчал мастер.

— Если убежит, я приведу его обратно. Придет же он когда-нибудь домой. Я его дождусь, отшлепаю и притащу сюда. Мы убережем мальчишку от беды и получим пользу. Ты ведь не молодеешь, да и мне в кузнице он поможет.

Таббик снова поставил Октавиана на пол. На этот раз тот не кусался, хотя сердито смотрел на взрослых, обсуждавших его судьбу так, словно его самого в мастерской не было.

— Сколько вы станете мне платить? — зло спросил воришка, размазывая слезы по лицу грязными ладошками.

Таббик расхохотался.

— Платить — тебе? — презрительно переспросил он. — Парень, ты будешь обучаться ремеслу! С тебя самого надо брать плату.

Октавиан разразился потоком ругательств, снова попытался укусить мастера, но на этот раз получил полновесную затрещину.

— А если он украдет готовые изделия? — предположил Таббик.

Александрия видела, что мастера заинтересовало ее предложение. Конечно, он задал трудный вопрос. Если Октавиан стащит серебро или, что еще хуже, небольшой запас золота, который Таббик держит под замком, они понесут большие убытки.

Напустив на себя суровый вид, девушка взяла Октавиана за подбородок, подняла его голову и посмотрела в глаза.

— Если он это сделает, — произнесла Александрия, гипнотизируя мальчишку взглядом, — у нас будет полное право потребовать его продажи в рабство для покрытия долга. А если понадобится, и его матери тоже.

— Вы этого не сделаете! — пролепетал Октавиан, потрясенный ее словами.