– Видишь ли, друг мой Сом, оно-то, конечно, не далеко, но опасно смертельно. То, что доехать через степь нам не дадут, я тебе еще вчера на пальцах объяснил. Так что не бери в голову, бери в руки, слушай меня и останешься жив. Понял?

– Да.

– Все меня поняли, или кому, как Сому, еще раз разжевать?

– Да, поняли.

– Вот и хорошо, тогда работаем очередных поганых. Хвощ, так, по-моему, ты их называл?

– Верно.

Вывел всех на облюбованную еще вчера позицию, расставил, как говорится, по номерам. Как оказалось, луками пользоваться умели все… кроме него. Это уже было интересно!

Конечно, рассматривать противников, как непуганых идиотов, было глупо, но то, что сами степняки воспринимают их сродни зверью на охоте, это стало ясно по ночной вылазке. Печенеги на своей земле, они здесь хозяева, только эти хозяева никогда не сталкивались с тактикой партизан на территории Дикого поля. Что уж там крутилось в его черепушке, но теорию партизанской войны от щедрот своих охотно предоставил Удалу его мозг.

Сидели в засаде, ждали появления врага, вслушиваясь в звуки окружавшей природы. Буйная растительность разрослась широкими полосками кустарника по обеим сторонам дороги. Разгуляться конной лаве, излюбленному варианту действий кочевников, было в этом коридоре негде. Прошло много времени, прежде чем русичи услыхали сначала далекий перестук копыт, глухо отражавшийся и гасимый листвой. Напряжение ожидания нарастало. Показался передовой дозор – двое конных следопытов, взглядами просвечивающих маршрут движения. Эти внимательны, тоже напряжены и насторожены, проскакали, не заметив засады, скрылись за углом «зеленой стены». Вот и ударная сила, ведомая явно не рядовым воином. Во всю ширь дорожного полотна, окруженный, скорее всего ветеранами, ехал в седле полноватый, но крепкий еще мужчина, в отличие от многих, в ламинированном доспехе и шлеме восточного типа, скорее всего хазарской работы. Взгляд не блуждающий, а прямой, у него есть кому вглядываться в лесные «окна». Едущий рядом с ним седовласый воин, полностью экипированный в выкрашенную черной краской кожаную одежду, кафтан и порты, заправленные в высокие сапоги, о чем-то вел беседу с патроном, жестикулируя правой рукой.

Голова колонны уже миновала место засады, оставив его в стороне от себя, предоставив спины в качестве мишеней. Как же их много! Без малого два десятка. Справятся ли его орлы? Первоначальная задача им стоит первым залпом слить из седел пятерых всадников. Глухо слить, так чтоб без иллюзий, насмерть. Кто команду подаст? Не сдрейфят ли? Он-то отдельно от всех засел, отдельно и работать будет.

Команды не услышал, но видел, как стрелы, вылетевшие из донецких «джунглей», нашли своих жертв. В пыль сухой дороги, под копыта лошадей, тяжелыми мешками валятся люди. Снова залп вестниц смерти. Снова!

Кочевники задергались, понимая, что их натурально убивают. Им бы вперед проскочить, а там уж решать, что к чему и как быть дальше, а они замешкались, начали воротить животных в сторону опасности. Крики возмущения и ругани, падение тел, а вскорости и стоны раненых разнеслись по округе. Протиснувшись через кустарник и вклинившись в тесноту случившейся сутолоки, Удал поднырнул под крупали двух лошадей, со всадниками на седлах, вынырнул у колена печенежского начальника. При своем высоком росте и ростовых качествах степных лошадок макушкой сравнялся с уровнем груди доспешного воина. Скопление врагов только усилило неразбериху в стане. Не мудрствуя лукаво, он простым движением руки ткнул клинком в глаз знатного печенега, а извлекая нож из глазницы, понял, что тот уже мертв. Как говорится, подарил легкую смерть мужику. Нырнул вниз, а вынырнул уже в другом месте. Тем же Макаром проделал «операцию» с двумя соседствующими блондинами.

– Гых!

Услышав возглас за спиной, не раздумывая нырнул вниз, прячась под животом лошади. Буквально у самого плеча впустую промелькнула сталь сабельного удара. Фух, пронесла нелегкая! Увернулся.

Перекат вперед – и он, едва не задетый копытами, пробил печень очередному степняку, перепачкался плеснувшей в лицо кровью. Сутолока разомкнулась, воочию выказав картину того, как от погибшего отряда, наяривая лошадей, ускакали двое выживших в бойне. Самые умные! Эх, было бы больше своих людей, во-он там бы поставил заслон, тогда бы вообще чисто сработали, а так…

Видя плоды дела рук своих, на поле славной победы повыскакивали его подельники, неслись во всю прыть, не пряча счастливых улыбок на рожах. Не отдышавшись, Хвощ, кинувшись, обнял его.

– Ох, и не прост ты, паря!.. Не прост!

– Вот тут ты не прав, Хвощ. Во мне простоты, как в этой реке, течет себе, никому не мешая, только думать нужно, где брод перейти. Не расслабляться, орлы! Пополнить стрелы в колчанах, монеты ищите, пригодятся, а в остальном – ничего, кроме еды, не брать. Живее потрошите клиентов, время уходит!

Завидев его, дед Омыша криво усмехнулся, намекая на выпачканное кровью лицо, спросил:

– Что, душа моя, опять кровушки испить пришлось?

– Да, пошел ты, дед, лесом! Работай, давай!

Зоркое око не выпускало из поля деятельности никого. Подгонял, подгонял. Не хотелось, чтобы дикие аборигены пустили насмарку все дело.

– Все, завязываем. Общий отход! За мной пошли.

Сошел с дороги. Повел людей, нагруженных сумками с провизией, в бурелом, там степному народу достать их будет проблематично. Не привыкли они к такому экстриму. Сориентировался по солнцу, мелькавшему в кронах деревьев, изменил маршрут, повел товарищество параллельно дороге. Пора было наматывать километры в сторону Руси.

Он без устали, как двужильный, не отвлекаясь на мелочи, тащил за собой уставших, спотыкающихся, штурмующих заросли и поваленные стволы берез и осин людей. Наверняка найдется человек в стане печенежского шалмана, который твердой рукой возьмет руководство погоней, заставит голубоглазых бестий юга сунуться в лес и гнаться, гнаться за добычей, показавшей матерые клыки вроде бы из беззубого рта. Должен найтись! Сколько они могли пройти? Солнце показывает вечернюю пору. Километров двадцать отмахали.

– Удал, передохнуть бы?

– Скоро, дед, скоро!

– Мочи нет! Стар я для таких маршей!

– Потерпи!

Местность как-то изменилась, шли уже не по бурелому, но и лесопарком такой пейзаж не назовешь. Добрались до крохотного озерка, судя по сваленным стволам деревьев у самой воды и характерным отметинам на коре и древесине, облюбованного семейством бобров. Удал с разбегу плюхнулся на пятую точку выжатого до капли организма.

– Привал!

– О-хо-хо! Слава тебе, Велесе, не дал помереть страшной смертью от замыслов молодого глупака!