— Мы понесли слишком тяжёлые потери в приграничном сражении, — заметил Берия. Он, как и Сталин, серьёзно переживал поражения первых дней войны.

— Да, мы недооценили силу военной машины Германии, её целеустремлённость и боевой опыт. Но и Гитлер недооценил нашу силу, нашу целеустремлённость и нашу готовность овладевать передовым боевым опытом. Вопрос теперь не в том, чтобы победить в войне. Вопрос в том, чтобы победить с наименьшими потерями. России страшно не хватает русских, Лаврентий.

Нарком поёрзал в кресле.

— Это зависит только от времени, — сказал он, незаметно разминая затекшие ноги, — но нет уверенности, что это время нам предоставят.

— Да, — прищурившись, сказал Сталин, — товарищ Шапошников отмечает, что наступательные действия немцев утратили сосредоточенность.

— Если они уже знают…

— Что разведка?

— Пока нет сведений, но это было бы логично.

— Ускорить.

— Товарищ Судоплатов предлагает играть вторым номером, — возразил Берия, — я поддерживаю. Активность противника нам и так скажет достаточно много, зато не придётся подставлять своих людей.

— Пожалуй. — Сталин поднял стакан, поморщился: чай почти остыл. — По времени мы идём с запасом, а Гитлер парень горячий — не утерпит, начнёт суетиться. Жаль, не удалось волкодавов твоих на орбиту забросить.

— Не думаю, Иосиф Виссарионович, — пожал плечами нарком, — союзники уже достаточно сильно на нас завязаны, им смысла нет менять флаги.

— Пожалуй, — повторил Сталин. — Что с городком? Место согласовали?

Берия чуть замялся.

— Говори, Лаврентий, не томи, — добродушно сказал Иосиф Виссарионович, — Москву мы немцу не сдадим ни при каких обстоятельствах.

— Тогда там же, товарищ Сталин, в Балашихе. Резервная площадка в Саратове. Пока собрали времянки, к осени поставим нормальные домики. Охрана сформирована.

— А с материалами что?

— Четыре партии уже получили, — кивнул Берия, — и часть документации. Космодром прекрасно справляется. Их челнокам ведь даже покрытие не требуется: мы землю просто утоптали — «Титаны» принимаем без каких-либо сложностей.

Наркому очень нравилось произносить новое, но уже прочно вошедшее в его лексикон слово — «космодром».

Иосиф Виссарионович покосился на него, оглаживая усы:

— Кто работает по теме?

— Пока товарищ Патон разбирается, послезавтра химиков подключим.

Сталин удивлённо поднял бровь.

— Перевод займёт некоторое время, — пояснил Лаврентий Палыч.

Сталин кивнул.

— Роботы?

— Роботов мы загнали в ангар и отключили, — сразу же развёл руками Берия, — обеспечить секретность пока было бы невозможно. Сами понимаете…

Иосиф Виссарионович понимал. Роботы союзников действительно производили впечатление.

— Нет, — возвратился он к больной теме, — даже малейшая утечка информации сейчас недопустима.

Берия внутренне поёжился.

— Товарищ Сталин, если Лорд Вейдер действительно не в состоянии сейчас отвести «Палач» на орбиту над территорией СССР, то, нет сомнений, в Берлине уже имеют некоторое представление о наших новых союзниках. Главное, что полным знанием…

— Знание — дело наживное, — резко оборвал Сталин, — если его нет сегодня, то оно будет завтра. Мы не можем позволить противнику овладеть этим знанием прежде, чем сами освоим новые возможности.

— Большинство технологий союзников достаточно сложны, — начал было Берия, отчётливо понимая, что спорит уже по инерции.

— Да ты посмотри на них, Лаврентий, — твёрдо сказал Иосиф Виссарионович, подразумевая инопланетных союзников, — просто посмотри внимательно. Чем они могут удивить нас, большевиков? Техникой?

Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, словно подзывал расшалившегося пса.

— Говорят, что трудно овладеть техникой. Неверно! Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять. Мы решили ряд труднейших задач. Мы свергли капитализм. Мы взяли власть. Мы построили крупнейшую социалистическую индустрию. Самое важное с точки зрения строительства мы уже сделали. Нам осталось немного: изучить технику, овладеть наукой. И когда мы сделаем это, у нас пойдут такие темпы, о которых сейчас мы не смеем и мечтать. И мы это сделаем, если захотим этого по-настоящему! Если мы захотим этого по-настоящему, то нас некому и нечем будет остановить. Если потребуется, мы дойдём до Берлина, до Парижа, затем дотянемся и до звёзд.

Берия поднял глаза к небу. Со сталинской дачи звёзды казались маленькими и близкими, как Париж — «скучным и некрасивым».

— Дело это, конечно, не лёгкое, но вполне преодолимое, — продолжал Иосиф Виссарионович. — Наука, технический опыт, знания — всё это дело наживное. Сегодня нет их, а завтра будут. Главное тут состоит в том, чтобы иметь страстное большевистское желание овладеть техникой, овладеть наукой. При страстном желании можно добиться всего, можно преодолеть всё.

Берия подумал, что на самом деле Париж город красивый. Несправедливо считать его скучным только потому, что он пока чужой. Дойдём — развеселим обязательно.

А звёзды… что звёзды. Никуда они не денутся.

Да и роботов, если потребуется, брать со стороны не будем. Воспитаем в своём коллективе.

В ночной тишине раздался негромкий довольный смешок. Он посмотрел на Сталина. Тот улыбался в усы.

— Взбодрился, Лаврентий? — лукаво спросил Иосиф Виссарионович. — Ну, пора и за работу. Что там у тебя было по Малой земле?

— Дневников на войне я не вёл, — сказал Мясников, оглаживая брови. — Но огненные дни и ночи не забыты.

Половинкин с уважением посмотрел на майора.

— Испанская? — спросил он тоном знатока.

— Испанская… что испанская, — с иронией ответил майор, потирая шрам на подбородке, — как будто в наше время честному человеку и проявить себя негде.

— Финская, испанская, а где ещё-то? — Коля немного подумал и с удовольствием процитировал: — Молодое Советское государство проводит миролюбивую внешнюю политику.

Мясников даже крякнул, морща переломанный нос.

— Ты, лейтенант, головой подумай для разнообразия. Мы-то, может, молодые и миролюбивые, а вот они, — майор махнул рукой на запад, — старые и злобные. И место своё хоть как-то понимать начинают, ежели их гвоздить с утра до вечера. Так что, Коленька, si vis pacem — para bellum.

На последних словах Окто, с любопытством слушавший беседу, немедленно вскинулся:

— Лейтенант, что сказал майор?

Ага, подумал Коля. Выходит, не такие-то вы и всезнайки, товарищи пришельцы, — иностранных слов не понимаете. Хотя, конечно, ничего нет стыдного не знать, стыдно — не учиться.