там два независимых психиатра, юрист, адвокат больного, и конечно, все заинтересованные стороны. Что-то вроде небольшого суда. Обычно комиссия выписывала больных или продлевала госпитализацию всего лишь на недельку – другую.

Кеша вошел в кабинет комиссии с гордо поднятой головой. Он был похож в тот момент на Жанну Д'Арк, отпустившую жидкую, противную бороденку и утратившую грудь. Сесть он отказался. Юрист комиссии начал было представлять членов собрания, но Кеша решительно оборвал его сразу.

– Комиссия ваша незаконная, – заявил Кеша, – лечить вы все равно не умеете! А я сейчас вам покажу, как лечить с помощью Духа Святого! Изгоню из себя дух шизофрении на ваших глазах!

Комиссия подрастерялась, а Кеша, мастерски воспользовавшись замешательством противника, крикнул:

– Изгоняю тебя, Дух шизофрении!!!

И наложил на себя руку со всей своей дурацкой мочи.

Поскольку страховки в виде мамы на этот раз не было, Кеша грябнулся на пол в полный рост и с деревянным стуком.

Комиссия, приподнявшись с мест, через стол посмотрела на место падения.

Кеша стоически, не мигая, как Буратино, глядел на них с пола. Член комиссии, доктор Хмурик, восхищенно выдохнул по-русски:

– Ни хрена себе, экзорцист…

Комиссия села, и Кеша, не успев даже подняться с пола, получил еще три месяца.

Недавно мы выписали Кешу.

А сегодня нам позвонили и сообщили, что он вновь подрался с мамой, а когда приехала полиция, устроил голливудскую погоню, пытался уйти через балкон, упал с четвертого этажа и сломал…

– Позвоночник? Голову?! – с надеждой закричали все.

– Нет, – ответили нам по телефону, – ногу. Только ногу. Зато в трех местах…

Оказалось, что полиция отвезла Кешу в «Сороку», и ортопеды хотели делать операцию, чтобы совместить кость, но Кеша отказался категорически. Был вызван психиатр, и добрая доктор Полина, не сумев уговорить Кешу на операцию, спросила, какого же, собственно, хрена, он, гадёныш, отказывается?

– Нога у меня и так заживет, – логично объяснил Кеша, – а вот операция еще неизвестно, что причинит. Вот голову же мне оперировали, и что хорошего вышло? Да ничего! Сами видите…

Полина не нашла, что возразить.

Сейчас Кеша в тюрьме, ездит на инвалидном кресле и через несколько дней должен поступить к нам на экспертизу.

Приезжай скорей! Мы ждем тебя, Кеша!

Так выпьем за то, чтобы мы всегда дожидались. Но только тех, кого ждем по-настоящему!

6. Дежурство как дежурство

Я на работе. А где же мне еще, собственно, можно быть? В ресторан не приглашали…

Дежурство разгорается, медленно, но неотвратимо, как пожар во сыром бору. Иду подписать и продлить запирание в мягкой комнате для Ицхака (я про него уже как-то рассказывал, помните, крендель с гипсом?). Он сегодня отмочил такую штуку.

Есть у нас прогулочный двор, покрытый сеткой от побегов и тканью от солнца. Так вот, Ицхак, чтоб он был здоров, невероятным образом забрался на этот навес на высоту примерно метров четырех-пяти и слезть не смог. Ну, как кот.

Мы примчались на радостные вопли сестер, которые лихорадочно стаскивали матрасы на место предполагаемой жесткой посадки этого акробата. А Ицхак лежал над нашими головами на сетке, на фоне синего южного неба, в одних лишь потертых трусах и выл от страха.

Больные начали заключать пари на сигареты. Спорили, негодяи, сколько он продержится. Самые азартные считали, что только через три-четыре дня Ицхак свалится сам от голода и жажды. Посыпались предложения – вызвать пожарных, вертолет, полицию и его жену. Этому воспротивились те, кто видел его жену, и заявили, что если она придет – то он точно останется на верхотуре до конца времен.

Пытались сманить его кока-колой. Не слез. Сулили бурекасы. Тоже не помогло.

Кто-то из врачей начал настаивать на выстреле с усыпляющим уколом, но Ицхак, услыхав это предложение, тут же, с небес, прервав вой, объяснил доктору, куда он может засунуть себе усыпляющий шприц.

Развлечение грубо прекратил офицер службы безопасности больницы. Будучи человеком спортивным и решительным, он повторил восхождение Ицхака, взобрался на самый верх, схватил верхолаза за немытую волосатую ногу и, под ободряющие крики и аплодисменты, задним ходом аккуратно сполз вместе с ним на грешную землю. Блестящий аттракцион завершился без яркого финала, то есть без членовредительства. Но было решено Ицхака закрыть в мягкой комнате до утра. Чтобы остыл в пропорцию.

Потом меня вызвали в женское отделение. У них там женщина беспокойная была фиксирована к кроватке. Медсестра – сабра (родилась в Израиле), по-русски не умеет, докладывает про эту привязанную больную тетку:

– Доктор, плохо дело, похоже делириум начинается.

– Что вдруг? – спрашиваю.

– У нее зрительные галлюцинации. Она лошадей видит, вон, смотрите, опять кричит: «Она – лошадь!!!. Она – лошадь!!!»

Я пошел посмотреть. Вижу, лежит крепко завязанная русская тетка, видимо с религиозным бредом, поскольку, по-русски призывает во весь голос Иисуса: «Ии-сус!, Ии-сус!». Проблема в том, что на иврите «hи» – значит «она», А «сус» – это «лошадь».

Ну, слава Иисусу, не делириум. Продолжаю дежурить.

Ицхака выпустили из мягкой комнаты, решили покормить. А он вдохнул шницель и умер. Но наш персонал лихой, шницель выбил и Ицхака оживил. Я даже не успел добежать до отделения. Недолгая смерть не укротила его нрав ничуть. Лезет ко всем и всех измучил. Привязался к русским медбратьям, те его шуганули. Ицхак этак горестно завопил:

– О! О! эти русские! Все портят!

Пристал к религиозному санитару, тот турнул его еще хлеще. Ицхак еще горше:

– О!!! Эти религиозные!!! Спасу от них нет!

Чуть позже его также разочаровали эфиопы, аргентинцы, йеменцы, иракцы и индийцы. Про бедуинов нечего и говорить.

Короче, Ицхака перестали устраивать абсолютно все. Видимо, гипоксия повредила не только кору его головного мозга, но и саму его древесину.

Вызвали меня в другое мужское отделение. Больной жалуется на боли. Нога болит. Ну, у него-то она еще долго будет болеть. Это наш старый, известный, можно сказать, знаменитый больной.

Будучи в психозе, шалил себе в собственном доме. Громко шалил, агрессивно. Соседи вызвали полицию. Те приехали, и поскольку пресловутый больной не только не сдался, но и напал на незваных гостей с ножиком, один, самый решительный полицейский, открыл огонь на поражение. И был, видимо, настолько меток и гуманен, что пять пуль положил больному в правое бедро, почти в одну точку. Потому, что первая, вторая, третья и четвертая пули, его не остановили.

Вот какие у нас бывают психозы. Лично я – горжусь! Но и полицейский молодец, мастерство за кофием не пропьешь! Подвиг его меткости омрачил лишь тот факт, что ещё две пули достались сестре больного, которая на минуточку высунулась из кухни, посмотреть, кто это там так шумит.

Видать, она здорово удивилась, когда поняла, что палят в неё. По счастью, все остались живы. В протоколе полицейские написали, что господин Н, несмотря на то, что получал в ногу пулю за пулей, продолжал атаковать полицейских, проклинать их и угрожать им, и очень сердился.

Мне кажется, его можно понять.

Ладно, дежурю себе дальше, никого не трогаю. Спать мне охота, но не дали, черти, отдохнуть.

Позвонили и сообщили, что привели какую-то девушку с ранкой на пальце. Почему в психиатрический приемный покой? «Ну, ладно, – думаю, – приду – увижу, что там за ранка».

Уже на подходе к приемнику меня смутили крики погибающей свинки. Вот, то есть, как способна кричать свинья, когда ее долго и неумело режут – то же самое услышал и я.

А увидел я следующее: в лобби приемного покоя мечется толстенькая невысокая девушка с очень неприятным лицом, и криками изображает ту самую погибающую свинку. На левой её руке висит женщина и пытается тряпкой зажать рану на пальце.

Надо сказать, что удается ей это не очень хорошо, поскольку в крови не только она сама, но и девушка с неприятным лицом, и весь пол, а местами даже стены.

На правой руке у девушки висит похожий на неё мужчина (видимо папа). У папы в руке имеется небольшой кислородный баллон, трубки которого он сноровисто, но безуспешно