– Берите его под руки, – отдал своим людям команду Уилфред. – А зачем вам столько пленных? Для хорошего разговора нам бы и одного тут за глаза хватило. Что их, всех на ладью, что ли, теперь тащить?

– А вдруг они бы уперлись у вас? Вот самого разговорчивого-то и оставите, а остальных всех потом за борт, – и Карл провёл ребром ладони по шее.

– У нас все разговаривают, – мрачно усмехнулся Уилфред. – Ладно, сами их теперь на ладью тащите!

«Пятьдесят, сорок, тридцать, двадцать шагов до судна», – считал про себя Мартын и на очередной кочке выругался на немецком:

– Pass auf, Schweine! Mein Kopf spaltet sich! Halt mich nicht fest, ich komme selbst![16]

Опекающие его воины отпустили руки, и злой рыцарь сам дошёл до корабельных мостков.

Встречающий всю эту процессию Людвиг напрягся. Что-то неправильное было вокруг, от всего этого веяло сейчас какой-то фальшью и опасностью. Капитан пристально посмотрел на входящего по мосткам рыцаря Генриха и громко закричал:

– Тревога! Это враги! Отчаливай!

Двумя резкими боковыми ударами Мартын столкнул в реку придерживающих его немцев и выхватил меч.

– Русь! – разнёсся боевой клич над рекой.

Сзади слышался яростный рёв и звон стали. Его отряд расправлялся с опешившими от неожиданности воинами Уилфреда. Подпрапорщик резко оттолкнулся ногами и с замахом меча впрыгнул на палубу ладьи. За ним следом спешил десяток с окровавленными мечами и саблями, а с противоположного борта уже залезали из реки с кинжалами пластуны карелы. Двадцать ударов сердца хватило полусотне всадников, чтобы вылететь на речной берег, и в немногих защитников судна ударили их стрелы и арбалетные болты.

– Мы сдаёмся, мы сдаёмся, милости! – кричал Людвиг. – Мы не сделали русским ничего плохого! – и он первым бросил на палубу свой меч.

– Троих наших положили, – вздохнул Саватей, указывая на накрытые с головой тканью тела, лежащие на берегу. – Если бы полусотня степных так быстро сюда не подлетела, то два раза ещё по стольку же тут легло. Хорошо ведь резались, сволочи, – и он сплюнул на землю.

– Да, жаль, что не обошлось без потерь, – подтвердил Мартын. – Зато теперь их войскам весточку некому о нас подать. Теперь мы можем выходить на соединение с главными силами.

На большом поле, выбранном для общего смотра всех сил, выстраивались союзные рати. Первыми князь Михаил поставил две свои дружинные тысячи. Черниговские полки блестели хорошей бронёй, над их сотнями реяли боевые стяги и хоругви.

Далее стояли тысяча двести датских воинов, половину из которых составляла тяжёлая латная конница.

Над Андреевской бригадой реял бело-синий флаг с косым крестом и со Святым Георгием на щите, поражающим копьём змея. Рядом плескалась на ветру красная хоругвь с ликом Спасителя. С правого фланга их строя стояло девять с половиной сотен всадников, далее выстроилось и пешее войско. Над тремя сотнями стоявших у левого фланга Андреевцев реяло бело-голубое знамя с архангелом Михаилом. Здесь стоял отдельный эскадрон старших курсов воинской школы. Около восемнадцати сотен Андреевцев вышли в этот дальний поход.

Впритык к бригаде, слева от неё, отдельной дружиной стояло три с половиной сотни ушкуйной рати, пришедших с Ладожского, Онежского и от Белого озёр. Далее топтались пять сотен разномастно одетых и вооружённых кто чем придётся находников-новгородцев и пять сотен их союзников из народов ижоры и воти. У последних и вовсе не было никакого доспеха, а из вооружения виднелись лишь одни копья, топоры да лесные луки. Но всё равно войско собиралось немалое – более шести тысяч выставляли союзники против ливонцев.

– Можно такой силой воевать, задавим ливонцев! – Улыбался князь Михаил, гарцуя на породистом жеребце на виду у всей сводной рати.

– Да, среди них есть больше половины настоящих воинов. – Кивнул довольно сдержанно герцог Эстляндии Кристофер. – Однако другая половина – это так себе, какое-то лесное мясо с палками.

– Ничего, у ливонцев тоже вон немало воев из бывших смердов. Почти все их ливы и латгалы только что из лесов и болот выбрались, – проворчал в ответ воевода Михаила Ростислав, осматривая колыхающийся и гомонящий строй новгородских находников.

– Что по всему этому думает русский барон? – спросил герцог у молчаливо стоявшего поодаль Сотника. – Ему ведь уже пришлось достаточно много повоевать и с немцами, и с нами, – и он погладил плечо, пробитое в своё время самострельным болтом.

Андрей покачал головой. Не нравилось ему столь легкомысленное отношение князя и всей его свиты к предстоящей кампании. Слишком уж всё легко у них здесь выходило.

– Впереди Нарва, сильная крепость с большим гарнизоном, как донесла моя разведка. Около неё стоит более чем трёхтысячное войско ливонцев, а к ним туда постоянно подходят отряды, пополняя их. И непонятно, чего ещё ждать от Пскова и от Дерптского епископства – нынешних союзников ливонцев. У каждого из них поболее чем тысячная рать под рукой будет. Если враг ударит по нам с двух направлений, то тогда мало никому не покажется!

– Нужно действовать решительно! – отмёл все разговоры князь.

– Конечно, если мы здесь будем сидеть до осени, то тогда никакого толку от этого похода не будет. Нужно бить врага первыми и срочно! Выходим завтра же к Нарве!

* * *

Два десятка ладей влетели в Нарвский залив с попутным ветром, три перекрывавших проход в реку больших ганзейских когга брали на абордаж опытные ушкуйники Редяты. Андреевские бойцы поддерживали их со стороны стрелковым боем. Немцы отбивались отчаянно. По два десятка их арбалетчиков и лучников выстроились на возвышенных носовых и кормовых настройках, отстреливаясь от атакующих.

– Залпом бей! – прокричал командир первого взвода выпускного курса Иванко Назарович. Митяй плавно выбрал спусковую скобу, и болт сорвался с направляющего к своей цели. Пять десятков болтов от двух взводов, выстроившихся у бортов каждой ладьи, выкосили стрелков с кормовой настройки.

– На пятнадцать щелчков заряжай! – послышалась команда от взводного. – Бить самостоятельно, по готовности!

«Всё правильно, тут главной была скорость стрельбы. На расстоянии в сто шагов мы своим речником любую броню здесь пробьём», – думал Оська, накручивая рычаг взвода самострела. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Щёлк! Пятнадцатый щелчок известил о зарядке оружия.

На кормовой настройке успевшие перезарядиться раньше уже выбили остатки защитников, и Оська выбрал для себя более сложную цель. Над высоким бортом то там, то здесь мелькали головы в шлемах, вот один из ганзейцев открылся, делая замах с копьём. Оська, не целясь, навскидку выжал спуск. «Бах!» – ударил самострел. «Щёлк! Щёлк!» – ударили рядом самострелы его друзей – Митяя и Маратки. Копейщик так и не успел сделать свой бросок – его с разворотом отшвырнуло от борта ударившими разом болтами, и было непонятно, кто же в него попал. Сразу несколько стрелков одновременно разрядили своё оружие.