— То есть, он встречался со своими агентами?

— Скорее всего.

— Подумайте, как нам предложить ему своих агентов в помощники.

— Мы думаем. Но поскольку ни одна из дам, контачивших с ним на вечеринке, не является по нашей информации агентом ни одной из спецслужб, включая русскую, то мы имеем все основания полагать, что англичанин задействовал их всех или уж точно некоторых из них, в своем собственном, возможно, частном проекте.

— В каком?

— Это и есть самое интересное, товарищ генерал. И мы выясним это. Но поскольку среди его собеседниц оказалось больше всего американок, то мы полагаем, что интерес Директора американской спецслужбы к англичанину может быть связан именно с этими девочками — шпионками.

— Прямо так уж и шпионками! Может, просто информаторами.

— Мы выясним это!

— Кстати, из хорватских бесед американского Директора с англичанином так и не удалось ничего услышать?

— Нет, товарищ генерал. Абсолютная тишина. Они оба профи…

— Ясно. Все свободны.

— Есть!!

Двое покинули кабинет. А его хозяин налил себе чашку чаю из маленького фарфорового чайника, расписанного чем-то очень древним и необычайно изящным, достал чистый лист бумаги, положил его перед собой. Взял из письменного прибора на столе большой черный карандаш, и так и замер с карандашом в руке, подперев ладонью щеку и задумчиво глядя на чистый лист бумаги…

Южная Африка, наши дни

Мелани

Берег океана. Вдали виден пляж. На песке возле дюны сидит губастая и конопатая, очень стройная девушка в аквалангистском костюме и смотрит на закат солнца. Ветер раздувает редкие белокурые волосы ныряльщицы. Прищурившись, она смотрит на солнце, приставив козырьком ладонь ко лбу. Рядом на песке лежат ласты, маска, два баллона с кислородом, нож и ружье для подводной охоты, рюкзак. Девушка прислушивается, слышит шум автомобильного двигателя, вдруг снимает костюм, трусы и майку под ним, и голая бежит в воду.

Когда спустя несколько минут она выходит из воды, возле нее останавливается патрульный джип береговой охраны. Двое людей в форме пристально разглядывают девушку, не стесняясь стоящую обнаженной с полотенцем в руках возле своего аквалангистского снаряжения.

— Опять Афродита вышла на охоту.

— Она не Афродита. Ее зовут Мелани.

— Я знаю. Но очень напоминает Афродиту. Мне кажется что та богиня не могла быть совершенней!

— А ведь кто-то трахает такую прелесть. Э-э-х, живут же люди!

— У меня есть большие сомнения, что ее вообще кто-нибудь трахает. Ферма, полная сумасшедших и полусумасшедших женщин. Она там самая вменяемая. Если можно так сказать про девочку много лет начинающую и заканчивающую день с кормления крокодилов. Бр-р-р. Жуть! Смелая богиня…

— На эту богиню у нас целое досье. Странная девочка. Странная семья. Странные хобби и бизнес.

— Но у нас же нет к ней претензий…

— Пока нет. Она очень осторожна и… сексуальна. Она всегда оказывается на пляже голой, когда появляется патруль. Нам нечего ей предъявить. У нее есть все разрешения на плавание в акваланге в этих водах. А голой купаться здесь тоже не запрещено. Это даже не пляж — просто берег. Если начать ей в таком вот голом состоянии задавать вопросы, как сделал в прошлом году один наш чрезмерно добросовестный коллега, можно получить очень серьезный иск от ее адвоката.

— О чем?

— Сексуальные домогательства. Непристойное поведение и прочее…

— Так это она ведет себя непристойно!

— Это ты потом в суде будешь объяснять. И услышишь от ее адвоката, что, оказывается, совершенно невозможно переодеться в сухое, не сняв всего мокрого. То есть голой она должна быть по технологии переодевания, по необходимости. А я думаю, что кто-то придумал ей такую ширму для каких-то темных делишек. Девочка-ныряльщица и все такое. Контрабандой алмазов здесь пахнет.

— Но за запах алмазов нам не платят.

— Нет, не платят. Нам нужны реальные камушки. Мы несколько раз потихоньку обыскивали все, что она оставляет на берегу, когда уходит плавать с аквалангом или бежит купаться голой.

— И что?

— Ничего подозрительного. Зато трусы всегда зеленые. Разных оттенков, но зеленые.

— Как ее крокодилы?

— Ну, примерно…

Оба смеются.

МЕЛАНИ.

(в списке Стрелка — Берта или номер 23)

ДОСЬЕ.

Мелани Штольц (фамилия с немецкого переводится как гордая или гордый) — единственная дочь сошедшей с ума на третьем курсе Берлинского Технического университета студентки математического факультета Беате Хоффман и ее друга — музыканта Хорста Штольца. Помешательство студентки и ее беременность произошли практически одновременно и поэтому многие симптомы маниакально-депрессивного психоза были списаны врачами на естественные психологические изменения и просто капризность беременной женщины, родившей вскоре девочку Мелани.

Мелани родилась абсолютной альбиноской, и остается ей по сей день.

Из своих 22 лет, более двадцати лет Мелани живет на южно-африканском побережье, совершенно не интересуясь жизнью на своей родине и вообще где бы то ни было за пределами семейной крокодиловой фермы.

После трагической гибели отца, который был съеден крокодилами на своей же ферме, Мелани продолжает семейный бизнес, который заключается в выращивании на продажу крокодилов. Отловом крокодилов, которым прежде занимался отец — музыкант, теперь занимается специализированная фирма. Она же сбывает их шкуры и мясо, закупая их у семьи Штольцев по ценам на 15 процентов ниже средне рыночных.

Средний оборот семьи, бизнесом в которой по объективным причинам уже шесть лет занимается только Мелани, составляет от 200 до 400 тысяч американских долларов в год. Однако, большая часть этих денег уходит по решению суда на погашение долга банку, за невозвращенный отцом кредит. Срок погашения кредита, взятого на воспроизводство крокодилового стада, совпал со смертью Хорста Штольца. Душевно больная Беате, 16-летняя Мелани и престарелая мать музыканта (бывшая учительница музыки), убитые горем, в то время так запустили финансовые дела, что последствия возникших тогда долгов сказываются до сих пор на жизни и благополучии семьи.

Бросив в 16 лет школу, Мелани взяла на себя опасный семейный бизнес.

Имеет одно единственное хобби — ныряние с аквалангом, к которому ее пристрастил отец-музыкант. В школе она написала в одной из письменных работ, что только рыбы могут быть друзьями, потому, что не умеют говорить. Мелани тогда было четырнадцать лет.