Так быстро, как умели собираться на войну русские дворяне, мало кто был способен в Европе. Во-первых, попробуй царя-самодержца ослушайся! Перед ним всякий – холоп: и смерд, и боярин. Государь всем и суд, и надежда. А коли решит наказать, то мало не покажется! За неявку и поместья можно лишиться. А во-вторых, столетиями беспощадные татары молниеносными набегами учили русских так же скоро браться за меч и выходить сплоченным войском в чисто поле. И этого умения у русского человека было уже не отнять.

В Великих Луках армия была поделена по образцу военной стратегии своего времени, принятой Московским царством, на семь полков: Государев полк, куда входили отборные части, самые верные и преданные; Большой полк, предназначенный для самых крупных и кровавых сражений, в нем состояли и артиллерийские наряды; вспомогательные Большому – полки правой и левой руки; Передовой – авангардный, готовый принять первым удар врага; Сторожевой – арьергардный, охранявший обоз, без которого любая армия могла оказаться голодной и раздетой; и ертоул – самый малый и мобильный из полков, исключительно конный, которому предписывалась разведка и, если придется, стычки с передовыми отрядами противника.

К 9 января предполагалось закончить смотр войск. Эти дни выдались морозными, неприветливо серыми. Европейские армии в такое время года, как правило, сидели на зимних квартирах, обрастали жирком в ожидании весны и особо грозного лета, когда кровь лилась на полях сражений особенно обильно. Но русским зима была не страшна, и еще пришлось бы дождаться такого мороза, который смог бы остановить для московита войну!

Тысячи вооруженных людей, позвякивая оружием, переговариваясь и шутя, топтались на скрипучем январском снегу, многоголосым ржанием перекликались лошади. Чуть поодаль, за спиной, жгли костры и готовили пищу – варили кашу, приправленную свининой. А за спиной звонили колокола всех церквей Великих Лук – к обедне. Иоанн, в долгополой собольей шубе, в окружении приближенных, на белом коне с расшитой золотом попоной, объезжал войска. По правую руку от него ехал Владимир Андреевич Старицкий, вновь обласканный милостью, назначенный первым воеводой государева полка. Были тут и Алексей Басманов, и Афанасий Вяземский. Не пропускавший ни одну службу, царь уже готов был на пару часов покинуть свою армию, когда, проезжая мимо построенных частей – пеших и всадников, – приостановил коня. Вместе с ним остановилась и процессия из вельмож и полководцев.

– А я тебя помню, тысяцкий, – проговорил царь одному из молодых командиров многочисленного государева полка. – Ты тот самый княжич, что магистра ливонского мне привез. Сам пленил и сам доставил. Верно?

– Верно, государь, – сидя на коне, как и положено было всем конным дворянам во время смотра, низко поклонился воин. – Князь Григорий Засекин.

– Княжич без княжества, – провел рукой с перстнями по козлиной бороде государь. – Перстень мой бережешь? – он скосил глаза на руку молодого князя в перчатке. – Или потерял?

Тысяцкий покраснел:

– Как можно такой подарок потерять? – Он уже снимал кожаную со стальными бляхами перчатку: – Вот он, государь…

Многие уставились на золотой красавец-перстень с изумрудом. Да не в изумруде была краса – государь подарил, вот главное!

– Даже в битвах не снимаешь? – удивился царь.

– Он мне на удачу, – ответил князь. – С ним рука в два раза быстрее и сильнее рубит, и отвага всегда в сердце!

– Знаешь, как отвечать царю, – усмехнулся Иоанн, – что похвально. Ну, так пусть и под Полоцком тебе мой подарок послужит. Коли отличишься, не худо тебя и воеводой будет сделать. И кровью знатной ты вышел, и ратным трудом. Слышишь, Барбашин? – обернулся Иоанн к своему воеводе – командиру дворянской конницы. – Не забудь!

Князь Василий Иванович Барбашин оживленно закивал:

– Засекин – моя надежда, да вот сорвиголова только. Сам в любую схватку так и лезет. Коли жив останется – все сделаю, государь!

Кивнул и царь молодому князю – и двинул коня впередка, за ним потянулись и вельможи. Григорий, все еще переполненный гордостью, провожал благодарным взглядом царя. «Выживу, попрошу государя о милости! – думал он. – Наберусь храбрости и попрошу, а там – будь что будет!» Но совсем иначе – без надежды – смотрел на государя Петр Бортников, сидевший в седле позади ординарца Пантелея. На свой страх и риск Григорий взял Петра в свою тысячу простым бойцом – бывший ординарец Адашева должен был находиться в тени. Бортников смотрел на царя настороженно, точно ожидая от него любого – и самого жестокого – поступка. Два месяца, проведенные с Данилой Адашевым в тюрьме Дерпта, когда они, готовясь к смерти, могли говорить откровенно, не прошли для него даром.

А колокола церквей Великих Лук все звали и звали к обедне, ожидая государя на молитву. И скоро уже царский кортеж повернул от рядов построенного войска и направился к воротам города – смотр на сегодня был окончен.

Десятки тысяч посошных людей, на долю которых выпала черная работа тащить пушки и припасы и заниматься инженерными работами, как то: пилить бревна для мостов и переправ, рубить и ставить туры – деревянные башни – супротив крепостных стен, делать вязанки для заполнения крепостных рвов, – осматривали уже без участия царя. Посошан объединили в «коши» – по кошу на каждый полк. Любому ратному соединению нужна была подсобная сила. Тем паче что одной только артиллерии разного калибра в войске было более двухсот орудий, да еще катапульты в придачу. Было под чем горбатиться мобилизованным землепашцам!

10 января начался выход русских войск из Великих Лук – каждые три дня покидали город по полку с кошем, тысячи конных и пеших, отягощенных артиллерией и обозом, тянулись друг за другом. Зрелище это было торжественное и тяжелое одновременно. 14 января ушел и государев полк. Две недели великая армия, насчитывавшая с обозом более ста тысяч человек, вытекала из Великих Лук. И все же накладок избежать не удалось. Как начертал летописец, свидетель похода: «Заторы были великие!» Но, даже несмотря на это, армия продвигалась на запад быстро, без значительных задержек. Важно было с наибольшей внезапностью напасть на противника: о том, что целью похода является именно Полоцк, знали только высшие и средние армейские чины; для прочих это был просто поход в Литву. Но, во избежание распространения слухов, солдатам запретили покидать ряды своих полков, а фуражом занимались только самые доверенные части.

И все же сохранить тайну не удалось. Под Невелем случилась неприятная история. Тысяцкий государева полка Григорий Засекин, уже под вечер, увидел отряд всадников – он в спешке уходил от царского лагеря, обгоняя других русских, в сторону Литвы, но не по главной дороге, а много южнее – точно бы на Велиж.

Уже на следующий день стало известно, что из лагеря сбежал царский окольничий Богдан Микитич Хлызнев-Колычев, а чуть позже заговорили, что после его побега царь приказал убить в своей палатке князя Ивана Шаховского – друга беглеца. Что же там вышло на самом деле, толком никто и не знал. Пущенные вдогонку окольничему государевы люди перехватить того не смогли – он уже перешел границу. Теперь было ясно, что очень скоро в Литве узнают все подробности похода на Полоцк.