Разумеется, высокие договаривающиеся стороны, ЦРУ и ФСБ, деликатные вопросы решали без свидетелей, но иногда требовалось назвать вещи своими именами, констатировать очевидные факты, жестокую правду, а это противоречило этике Системы. В Системе в принципе не может быть победителей. Пусть лучше за круглым столом, на расширенном совещании, французский профессор, следуя французской поговорке, назовет кошку кошкой, а мы демонстративно скептически улыбнемся наивности ученого теоретика.

Поначалу американцы надеялись, что все пройдет по их сценарию (с которым меня ознакомили еще за ужином в ресторане), однако русские не желали допустить игры в одни ворота (о чем мне было официально заявлено на следующий день, когда трое из ФСБ появились у меня в номере с неофициальным визитом).

- Мы не мальчики для битья, - нервничал штатский товарищ из военной разведки, - мы согласились на вашу кандидатуру, рассчитывая на объективность. Если американцы надуются, мы покинем конференцию.

...Я высчитал, что он из ГРУ. Он высчитал, что дает мне полезную информацию. Моя кандидатура согласовывалась! А я-то думал, что гуляю по Вентуре и Стоун-каньону без надзора...

Во встречах такого рода обычно участвуют люди, которые занимают не руководящие, а ключевые посты. Начальники приходят и уходят. Их назначение вопрос политики. Профессионалы остаются при любом начальстве. Система передает им свои секреты по наследству. Профессионалы знают все и в первую очередь друг друга. И еще в недрах Системы существуют Глубоководные Рыбы. Они решают. Но не всплывают никогда. Ou presque.

Так вот, профессионалы вынуждены выполнять (или делать вид, что выполняют) приказы руководства и одновременно придерживаться стратегии, выработанной Глубоководными Рыбами. Часто одно другому противоречит. Запутанно? Мне кажется, американская делегация выбрала неправильную тактику силового давления, чтоб заставить русских отступить по всем фронтам, а главное, доложить об этом начальству. Русские готовы были пятиться - ситуация сложилась не в их пользу, однако с условием, чтоб все выглядело так (в глазах их начальства), будто они не отступили ни на йоту.

В общем, в какой-то момент американцы слишком нажали. Русские обиделись. Переговоры повисли на волоске.

Я внес историческую справку:

Самую большую ошибку в нашем веке совершили американские спецслужбы. Имя этой ошибки - Джимми Картер. Наверно, честнейший и самый порядочный президент за всю историю Америки, но ничего не смыслящий в мировой политике. Он начал отдавать все Советскому Союзу. Он отдал Иран имаму Хомейни, и страна рухнула в пучину средневековья, мракобесия. У шаха Ирана было достаточно сил, чтоб остановить Хомейни. Картер выкручивал шаху руки под предлогом "борьбы за права человека". Теперь Иран - центр исламского фанатизма и международного терроризма, его поведение - непредсказуемо. Лишь старческая осторожность советского Политбюро спасла Запад от катастрофы. В Кремле не поняли, что Картер отдает все, подумали: "Это какая-то американская ловушка". Когда догадались, было поздно, срок правления Картера истекал, и Советы в спешке взяли то, что лежало под боком - Афганистан. Спрашивается: куда смотрела американская разведка? (Потом Картер громил и свою разведку, но это уже ваши внутренние проблемы.) В итоге произошла дестабилизация стратегического региона. Почему американские спецслужбы проявили такую близорукость и допустили в Белый дом некомпетентного и неуправляемого человека? Можно предположить иной вариант: советская разведка (мозг ее Системы) сознательно не воспользовалась игрой Картера в поддавки, с целью сохранить равновесие в Африке и Европе. То есть вам, господа американцы, был сделан царский подарок, причем тогда, когда вы сидели в глубокой заднице. Хорошо бы это помнить, прежде чем говорить о победной стратегии ЦРУ.

...Американцы застыли с каменными лицами. По оживленному взгляду товарища из ГРУ я понял, что переговоры будут продолжаться. Признаться, я ожидал, что кто-то из американской делегации, хотя бы для приличия, бросит реплику: мол, у нас в стране демократия, и президента Картера выбрал народ. Если бы это была официальная встреча в присутствии начальства, то гневная отповедь такого рода последовала бы незамедлительно. Однако профессионалы слишком уважали друг друга, чтобы тратить время на подобные глупости.

* * *

К восьми утра я должен был быть помыт, побрит и при галстуке. Мой рабочий день заканчивался в десять вечера. Откровенно говоря, не думал, что выдержу вашингтонский ритм, да вот втянулся. Правда, мне здорово помогали, находили в библиотеках нужные книги и статьи из газет, привозили копии документов. Тексты своих докладов и выступлений я надиктовывал специалисту по холодильным установкам. Он барабанил пальцами по клавишам компьютера, как заправская машинистка, и на телефонные звонки отвечал, что сейчас профессор занят в архиве. Даже когда звонила Дженни. Во всех остальных случаях, если я был в пределах досягаемости, он тут же соединял ее со мной, а я уж выкручивался по обстоятельствам. Почему ей такой фавор? Наивно спрашивать. После ее звонка в первую ночь он прибежал утром в дикой панике, сказал, что произошла накладка, что они не учли моего расписания, что отныне в любой час мне будут приносить в номер горячий ужин, буквально силой всучил мне конверт с "командировочными", повторяя, что, конечно, деньги маленькие, но командировочные положены всем. Ну, не такие уж маленькие, да и я не очень сопротивлялся. И как ни накалялись страсти во время дебатов в моем кабинете, но около десяти вечера все, как по команде, испуганно смотрели на часы, извинялись и бросались к двери. Я выходил из гостиницы, жадно вдыхал свежий холодный воздух и маршировал под дождем по вашингтонским улицам, еще более пустынным, чем в Лос-Анджелесе, пока не проветривалась голова, а за мной вдоль тротуара, повторяя все мои зигзаги, тихо катилась машина. Я пытался возражать, но мне сказали: так надо. Через минуту после моего возвращения в номере появлялся официант со столиком на колесиках. Телефон, не умолкавший в течение дня, дребезжал лишь когда звонила Дженни. К полуночи я полностью отключался. В 6.30 радиобудильник заводил свою музыку.

На конференции я произнес все те слова, которые так жаждали услышать от меня (и зафиксировать) американцы. Но доклад профессора требовал элегантности, академической формы. Просто обозначить кошку кошкой показалось бы примитивом.

Образцы моего красноречия:

"Когда Великая Империя рухнула

и будет там стоять Генералиссимус и маршалы великие его, да это уже было, было. В двенадцать часов по ночам вставал Император из гроба, а над другой империей никогда не заходило солнце, и гунны нависли над миром, и гнал хан Батый свои несметные орды на Русь и Европу - на рысях, на большие дела - так почему Великая? Потому что дряхлый Генсек мог одним нажатием кнопки разнести к чертовой матери земной шарик? И впрямь, о такой возможности даже не мечтали ни Гай Юлий, ни Адольф Алозьевич; только никогда добрый старикан, лауреат литературных премий, не сделал бы этого лишнего движения, ибо знал: западные краснобаи-демократы хоть и имеют не хуже игрушки, но первыми на кнопки не нажмут, а про него, Генсека, им это не известно - посему обречены трястись от страха перед Великим противником. Так вот,