Она не спешила продавать шахматы, но совсем не потому, что дорожила семейной реликвией. Ни разу в ее хорошенькую головку не пришла мысль, что ее предки много лет передавали эти шахматы из поколения в поколение, даже не представляя себе возможности расстаться с ними. Впрочем, Даная тоже думала о продаже не всерьез. Но по другой причине. По какой? По той же, по какой скупой человек умирает оборванным и голодным на сундуке с золотом – он просто не в силах выпустить из рук свое богатство.

Все эти наблюдения были очень печальны для меня. Мало того, что с надеждой заняться творчеством в этот визит на Землю мне пришлось распрощаться, но это было еще не самое страшное. Всем сердцем я чувствовал, что человека, у которого на уме только одни корыстные помыслы, вряд ли ожидает счастливая судьба. Время подтвердило, что я был прав.

Совсем скоро жизнь моей подопечной коренным образом изменилась. В стране, где и до того было не слишком спокойно, начались совсем уж бурные волнения. Не люблю вспоминать то время, стрельбу на улицах, грубых и мрачных людей с оружием, ненависть, страх и отчаяние, поселившиеся в сердцах… Многие родные и знакомые Данаи спешно уезжали, бросая дома, вещи, драгоценности. Признаться, я надеялся, что ее семья тоже покинет родные края и отправится на поиски лучшей жизни. Хотел я этого не потому, что боялся предстоящих трудностей, а потому, что мне неприятно и больно было смотреть на происходящее. Я люблю яркие краски, неспешные разговоры, возвышенные переживания – а это все вдруг исчезло, сменившись какой-то мрачной пустыней, где вообще не было места прекрасному. Казалось, весь воздух в стране был пропитан чем-то очень тяжелым, настолько тяжелым, что даже мне, ангелу, трудно стало дышать.

К счастью, сначала семье моей Данаи повезло больше, чем многим другим. Их не выселили из дома, не отобрали у них ценности. Отец Данаи, как вы помните, был врачом, а на услуги докторов есть спрос в любые времена. Благодаря этому семья выжила в самые тяжелые моменты. И как-то даже приспособилась ко всему происходящему. Так уж устроен человек: сначала что-то кажется ему невыносимым, он уверен, что не выдержит этого и нескольких минут, часов, дней… А потом ничего, привыкает.

Жизнь продолжалась, пусть она уже была не такой спокойной и благополучной, как раньше. Но Даная была молода, а в молодости все воспринимается и переносится легче. Это старость остро переживает любой дискомфорт, а молодость занята совсем другими вещами.

В двадцать два года моя девочка вышла замуж. Она утверждала, что сделала это по большой любви – но я-то видел, что пылкое чувство поселилось в ее груди лишь после того, как она узнала, что ее будущий жених владеет несколькими ресторанами. Ее избранник мне не понравился, слишком уж он был расторопен и вспыльчив, слишком груб и азартен. Вообще-то я люблю азартных людей. Несколько раз мне попадались такие, когда я, случалось, подменял своих собратьев. И я всегда старался помочь: где отведу от проигрышной игры, уложив его с высокой температурой дома, где, наоборот, силой усажу с мелкой монетой в кармане за ломберный стол да полюбуюсь через полчаса блеском, появившимся в его глазах после крупного выигрыша. Как я уже говорил, обожаю этот блеск! Что за сила скрывается за ним! Тоскую при взгляде на флегматичных, скучных…

Этот человек тоже смотрел на мир с задором, но его задор был каким-то чрезмерным. Для жениха моей подопечной буквально не существовало ничего святого, как любят говорить люди. Да и не пара он был ей, совсем не пара! Он, казалось, был вытесан топором, тогда как мою Данаю словно выточили изящным ножичком с тончайшим лезвием.

Но что мне понравилось, так это то, как начали меняться мысли моей девочки. «Я так его люблю, что готова отдать за его счастье все, что угодно!» – думала она, и мои крылья трепетали от радости.

Впрочем, новоиспеченный муж не нуждался в подобных жертвах. Он и без них был здоров, успешен и полон сил. Молодая семья поселилась в собственной квартире, занимавшей целый этаж в особняке. Моя подопечная получила то, о чем мечтала с детства, – много денег и свободу их тратить. Драгоценности, роскошные наряды, бурные шумные вечеринки со вкусной едой и танцами, поездки на автомобиле, синематограф и кафешантан – все это вскружило ей голову. Новобрачная была счастлива и довольна. А вот у родителей Данаи, наоборот, началась черная полоса.

Сначала в их просторное шестикомнатное жилище подселили хмурую семейную пару в черных кожаных тужурках, с каменными лицами и странной речью. Всего за один месяц дом изменился до неузнаваемости. В нем стало грязно и неуютно. К странной паре постоянно приходили такие же грубоватые друзья, мужчины, женщины – не разберешь, все на одно лицо, в одинаковой одежде. Они беспрестанно курили, сплевывали на пол и ни в какую не желали переобуваться в домашние туфли или хотя бы вытирать ноги о специально постеленный у входа половичок. За несколько дней пропали семь серебряных ложек, включая крестильные, два медальона с драгоценными камнями и поминальник в позолоченном переплете. На попытки как-то вразумить и приструнить их жильцы отвечали очень грубо, сыпля оскорбительными словами и угрозами вроде «буржуи недобитые», «интеллигенция вшивая» и «вешать вас всех надо».

Первой не выдержала бабушка Данаи. Она умерла тихо, во сне, как умирают только чистые душой люди. Ее ангел так плакал, так убивался, словно ему пришлось провожать в мир иной душу шестнадцати лет от роду. Меж тем старой даме уже было восемьдесят с лишним, пора и на покой. Правда, меня ее уход тоже расстроил. Я чувствовал – эта смерть не от старости, а от тоски и от… От чего-то, чему я не знаю названия.

Это было первым настоящим горем в семье. Следующей скончалась мать. У нее не ладилось что-то с работой. В театре, где она играла много лет, тоже поменялись порядки, начались трудности. Актриса словно ушла в себя, целыми днями молчала, вытянуть из нее хоть слово становилось все труднее. Я видел, что она недолюбливает мужа своей дочери. Могу даже сказать, она его боялась, но почему, не знаю. Тогда я был слишком занят своей подопечной, чтобы разбираться еще и в чувствах ее родительницы.

На тот момент в новой семье Данаи уже все переменилось. Деньги, которым ее супруг первое время не знал счета, как-то очень быстро разлетелись в пух и прах. А заработать их вновь уже не было возможности – законы в стране, где они жили, менялись с молниеносной быстротой. Держать рестораны и иметь другую собственность, которая могла бы приносить доход, стало уже запрещено. Однако супруг моей девочки был весьма предприимчивым человеком. Он быстро сориентировался, как следует вести себя в новых обстоятельствах, устроился на государственную службу и вскоре уже занимал большие должности.

К тому времени, как моей подопечной исполнилось двадцать восемь, из родных у нее остался один отец. Даная горевала по покойным, но как-то не всерьез, неглубоко, скорее напоказ. Я не могу сказать, что моя девочка не любила своих родных или друзей. Дело было не в этом. Просто она никогда о них не думала. Вообще ни о чем не думала, кроме денег.

Меж тем у ее мужа все складывалось просто чудесно – он неуклонно двигался вверх. Люди называют это «делать карьеру». Жену он не баловал, но и не обижал. Детей у них не было, и оба не слишком-то из-за этого переживали.