Потом удовлетворенно произнес:

— Все прошло как нельзя лучше. Браво! Настоящий спектакль.

— Я сбегу! — ожесточенно произнесла Эвиан.

— Не сбежишь. А если сбежишь, я в два счета тебя найду. Я дружен и с местным шерифом, и с другими влиятельными лицами Шайенна, и у меня есть деньги. Если надо, прочешем весь штат. И в результате тебе сильно не поздоровится, не говоря о твоем мальчишке.

Стоявшая посреди комнаты, прямая и стройная Эвиан напоминала свечу. Уязвленный ее красотой, которая никогда по-настоящему ему не принадлежала, Джозеф Иверс сказал:

— А теперь раздевайся. Обслужишь меня по высшему разряду — как самая дорогая шлюха. Ты должна заплатить за то, что я даю этому ублюдку свое имя!

— Так не делайте этого!

Иверс больно схватил ее за грудь; его лицо было искажено злобой.

— Я не только хозяин «Райской страны», но и член общества! Думаешь, я допущу, чтобы весь Шайенн потешался над тем, что моя жена родила от другого! Ступай, — бросил он, отталкивая женщину, — отнеси мальчишку к Надин, чтоб он не мешал своим визгом!

Пройдя по коридору на деревянных ногах, Эвиан постучала в дверь номера. Надин открыла почти сразу. На ней был отделанный белым кружевом голубой капот, она распустила волосы по плечам, и было видно, какие они блестящие и густые.

— Эвиан? — удивилась Надин. — Ты еще не легла? Ведь завтра крестины. — И, приглядевшись, воскликнула: — Да на тебе лица нет! Это… отец?

Молодая женщина сделала шаг в комнату.

— Я оставлю Дункана у тебя?

— Конечно. Ведь он может проголодаться. И все-таки… что случилось?!

— Здесь был Кларенс.

— Кларенс?! В гостинице? Не может быть!

— В моей комнате. Но он… ушел.

Надин взяла ее холодную, твердую руку в свою, мягкую и теплую.

— Как так? Ты должна мне все рассказать!

— Нет времени. Я пришла лишь затем, чтобы отдать тебе ребенка. С тобой он, по крайней мере, будет в безопасности. Надин! — голос Эвиан срывался. — Твой отец снова хочет спать со мной!

Молодая женщина ахнула.

— Не представляю, как можно делать это по принуждению!

— А я никогда не делала этого добровольно.

Эвиан опустилась на кровать таким движением, словно у нее подломились ноги, и продолжила странным неживым голосом:

— Кларенс хотел увести меня, но твой отец находился в соседней комнате с Дунканом и револьвером. Он велел мне прогнать Кларенса, в противном случае грозил что-нибудь сделать с ребенком.

— Он сошел с ума!

— Он не верит, что это его сын. Зана говорила, что я никому не сочувствую, но это не так. Я не знаю, кто его отец, но мне жаль моего мальчика, ведь, кроме меня, никто не сумеет его защитить. О боже! — Эвиан закрыла лицо руками. — На ранчо я вновь окажусь в клетке, а Дункан превратится в вечного заложника Иверса!

— Не бойся, ни я, ни Арни не дадим твоего сына в обиду! — твердо произнесла Надин, потом внезапно подошла к двери и решительно заперла ее на ключ. — Я не впущу его сюда. Ты останешься ночевать в моем номере.

— Он выломает дверь.

— Пусть попробует!

В коридоре раздались нетерпеливые шаги, и в следующий миг послышался стук, а потом голос, от которого Эвиан содрогнулась:

— Я долго буду ждать? Оставь ребенка и возвращайся! Вы что, закрылись?

В последней фразе слышались изумление и угроза, но Надин не испугалась. Проворно вскочив, она подбежала к двери:

— Эвиан останется здесь. Она не желает выходить, а я не хочу ее отпускать. Уходи!

— Немедленно открой! Пусть выходит! Иначе будет хуже! — взревел Иверс.

— Скандал в гостинице приведет к тому, что нас выставят на улицу! — твердо произнесла Надин.

Как и Эвиан, она много лет боролась со страхом перед отцом, но сейчас, когда ей пришлось защищать другого человека, испуг испарился, как дым.

Запертые двери не помешали Иверсу почувствовать настроение дочери.

— Ты еще пожалеешь! — процедил он, но уже без прежней уверенности.

Прошло немного времени, и девушки поняли, что он не просто ушел, а что он не вернется.

Хейди улеглась в соседней комнате с детьми, а Надин разделила кровать с Эвиан.

— Так ты не сказала ему о ребенке?

— Как я могла!

— Как выглядел Кларенс? — спросила Надин через некоторое время.

Было видно, что Эвиан тяжело отвечать.

— Он изменился. Трудно понять, какую жизнь он вел все это время…

— Он говорил… про Арни?

— Нет, — ответила Эвиан, решив не огорчать Надин, и та облегченно вздохнула.

— Мне кажется, не стоит сообщать Арни о том, что ты видела Кларенса. Он только расстроится.

— Как хочешь. Если надо, я буду молчать.

Когда Надин заснула, Эвиан прошла туда, где спал ее сын, и, посмотрев на него, невольно вздрогнула. У него было безмятежное, нежное личико, коего еще не коснулись тяготы и превратности земной жизни, и вместе с тем она разглядела нечто, поразившее ее до глубины души. Невесомо опустив руку на его лоб, Эвиан произнесла молитву, которая могла показаться кощунственной.

Утром молодая женщина боялась выходить из комнаты, но Надин уверила ее в том, что все будет в порядке. На крестины приглашены знакомые отца, все условлено и обговорено. Он не решится устроить скандал.

Она оказалась права: он ничего им не сделал и даже ничего не сказал. Репутация добропорядочного гражданина не есть репутация бандита: здесь всегда надо думать о том, что скажут люди.

На крестинах Джозеф Иверс стоял, стиснув зубы, а Надин — гордо подняв голову. Эвиан была очень бледна; казалось, она с трудом держится на ногах.

Когда обе женщины с детьми садились в повозку, на губах Джозефа Иверса появилась жесткая, торжествующая улыбка. Было ясно, кто в конце концов выиграл: они возвращались в «Райскую страну», настоящим хозяином которой был только он.

Прошло несколько лет. Для одних эти годы пролетели легко и быстро, а другим показались вязкими, как мокрая глина. Присоединив к своим владениям ранчо «Синяя гора», Джозеф Иверс сделался одним из самых крупных землевладельцев и скотоводов в округе.

Арни Янсону больше не было нужды доказывать кому-либо свою полезность в деле: он стал полноправным и полноценным управляющим «Райской страны». С Надин они жили душа в душу; их без преувеличения можно было назвать двумя половинками одного целого.

У Эрика появилась сестра, которую назвали Кортни, в честь матери Надин. Дункан оставался единственным ребенком Эвиан, и она в буквальном смысле защищала его своим телом. Она по-прежнему была красива, но живой блеск ее глаз словно засыпало давно остывшей золой, а черты лица сделались тверже.