В девять вечера со двора донеслось урчание автомобильного двигателя, и мощный звук клаксона разрезал тишину. Я выглянул в окно и увидел знакомый «БМВ». Из него выходил Олег с гитарой, как с автоматом, за плечом и громадной хозяйственной сумкой в руке.

Заметив в освещенном окне мою фигуру, он заорал на весь дворик:

— С Наступающим Новым годом!

Спустя несколько минут мы выкладывали на стол всевозможные снадобья, вызывающие голодный блеск в глазах и обильное слюноотделение.

Олег пил «Шампанское», я — пепси-колу. Но никакого дискомфорта по этому поводу не испытывал. Телевизор даже не включали. Зачем нам эти старые песни о главном в чьем-то исполнении, если мы сами прекрасно знаем все хиты семидесятых? За несколько часов вспомнили «Синюю птицу» и «Восточную песню», «Алешкину любовь» и «Жил-был я», «О чем плачут гитары» и «Для меня нет тебя прекрасней».

Классные это были вещи! В основном грустно-печальные, слегка наивные, зато искренние и душевные.

Или вот:

Самую любимую повторяли на бис несколько раз:

Как про меня написано!

За окном выла молодежь: «Ласкай меня, я желаю огня», «Ты мой герой, побудь со мной», «А я тебя люблю, люблю, люблю, а я с тобой хочу, с тобой хочу…»

Разницу улавливаете?

Второго января «Белая стрела» сразила Гичковского. Он жил далеко, на северо-востоке, в Красногвардейском районе, и получил пулю в лоб в подъезде собственного дома. Телохранитель бандита не проявил достаточного рвения и, услышав характерный хлопок, шмыгнул в подвал. Киллер произвел контрольный выстрел и, избавившись от «стечкина», стал отходить в направлении крематория. Может, он хочет оплатить кремацию своей жертвы?

Вихренко подобрал пистолет и по заблаговременно намеченному маршруту побрел к автомобилю, оставленному на Пискаревском проспекте. Я следовал в трехстах метрах за ним. Никто за нами не увязался.

На следующий день в Санкт-Петербург приехал друг Олега Михаил Ермилов. С нами он не контактировал — получил оружие из рук Вихренко и отправился в гостиницу.

Пятого января он приступил к выполнению задания, суть которого Олег объяснил ему еще в Москве. Познакомился в баре «Розмари» с группой блатоватых парней, кутил с ними несколько дней напропалую, а седьмого января, как и было запланировано, затеял в баре скандал, используя в качестве своей «визави» знакомую из гостиницы. И тут появился герой-освободитель…

Завязалась драка, исход которой был предрешен заранее. Старшему милицейского наряда Михаил предъявил удостоверение личности на имя Изотова и доверительно сообщил, указывая на меня, что «этот пьяный гражданин искалечил моего товарища». Свидетели Родин и Потемкин согласно кивали головами.

Я ничего не опровергал. И только, когда меня доставили в райотдел, вдруг «протрезвел» и «вспомнил», что мне угрожали пистолетом.

Вернувшись к бару, милиционеры быстро нашли «стечкина». Оперативно допросили Потемкина и Родина, благо что записали их паспортные данные. Те, конечно же, решили не выдавать «кормильца» Изотова, и все валили на меня…

Самого «капитана» найти так и не удалось.

Ведомство ничего не знало о наших мероприятиях, а если бы кому-то стало известно, что ствол засветился в Питере, — так мало ли кто мог подобрать бесхозный пистолет?

Впрочем, дальнейшую судьбу оружия Ведомство не отслеживает, — убеждал Вихренко. Да и невозможно сделать это, так как стволы поступают в нашу организацию без фабричных номеров из партий, которые не фигурируют в документах ни на заводах, ни в арсеналах. Спецзаказ ГРУ!

После моего освобождения, в воскресенье 25 января, у нас с Олегом состоялся основательный разговор. Все о том же. О причинах покушения на мою семью.

— Из тюрьмы многое видится другими глазами, — утверждал я. — Может, потому, что там есть время для раздумий…

— Поэтому чиновников надо периодически туда сажать. Для осмысления своей деятельности, — язвительно прокомментировал Вихренко. — Сталинская теория.

— Но кое к кому ее неплохо было бы периодически применять на практике и сегодня.

— Это точно, — хмыкнул Олег. — Еще бы точно вычислить, с какой буквы алфавита начинать, а потом всех по списку…

— И вот к какому выводу я пришел в «Крестах»: меня сдали. А сделать это мог только один человек. В крайнем случае — два. Недаром Иванов так акцентировал внимание на этом.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

— Думаю, что да. Но ты — не в их числе.

— Спасибо… — поклонился Олег, — Знаешь, гипотетически я предполагал нечто в этом роде… Были кое-какие зацепки… Но уверенности не было. И сейчас нет. Лучше бы какой другой вариант.

— Да я понимаю. Самому не по себе… А насчет «другого варианта» — в 1987‑м на Сааремаа у меня стажировался курсант по кличке Гвоздь. Поговаривают, уже тогда он работал на «Моссад»… Ты что-нибудь слышал об этом?

— Я в байки не верю! — решительно бросил Вихренко, — Помню эту историю. Копали. И там, по всему, — с точностью до наоборот. Скорее всего, это наши шустрячки из военно-промышленного комплекса сами организовали продажу секретных подлодок на Запад, а парня просто подставили.

— Что с ним?

— Исчез без следов. Как часто бывает… Мы проводили внутреннее расследование. Никаких связей Гвоздя с иностранными спецслужбами найти не смогли. Дали указание всем «кротам» обратить особое внимание на обнаружение данной личности — глухо!

— А если он действительно сотрудничал с «Моссад»?