Это его спасло, точнее, спасло лоб Мечеслава от знакомства с гирькой на сыромятном ремне, змеёй выскочившей из кулака убийцы Руды.

Ну, не вятичей было пугать кистенём-гасилой. Ещё прежде чем выпрямиться, Мечеслав левой же рукою перехватил ремень, намотал его на ладонь – и рванул на себя, одновременно выхватывая из ножен нож.

Скользнул за спину хозяину кистеня, полоснул ножом под горлом – и чуть не взвыл с досады – лезвие впустую скрежетнуло по кольчатой бармице.

В следующее мгновение он едва не прикусил себе язык от боли – так тяжко врезался в самую подмышку острый локоть нападавшего. Нож вывалился из онемевших пальцев в траву. Пришедший из ночи развернулся к Мечеславу лицом, накидывая ему на шею петлю из всё того же ремешка. Однако вместо шеи ремень сомкнулся на голове, сорвав волчий колпак – кто-то из борющихся на вершине холма наступил на труп Руды – и оба, вцепившись друг в друга, полетели по склону вниз.

Со стороны, обращённой к торжищу.

Оттуда что-то гортанно закричали, на первый крик отозвался второй. Уже под холмом, оттолкнувшись друг от друга, борцы вскочили на ноги. Тут, куда доходил свет костров, Мечеслав мог увидеть убийцу друга. Что тот был в кольчуге и в шлеме, он уже почувствовал, когда в обнимку с ним кувыркался с холма. Кроме кольчуги и шлема, на незнакомце была чуга из стёганой кожи – рукава высовывались из коротких кольчужных, – рубаха и невероятной ширины шаровары с паголенками[15], подвязанные под коленями.

На лбу шлема противника Мечеслав вместо привычной распяленной лапы увидел совсем другой знак – три острия, поднимающиеся над наносьем. Значит, не из кагановых людей. Наёмник?

От лагеря к ним бежали двое охранников. Один – с наставленным копьём, другой – на ходу натягивающий лук. Бежали смешно – вприпрыжку и переваливаясь с боку на бок.

– Тихо не вышло, так хоть прирежу, холуй хазарский, – вдруг сказал противник, выхватывая из ножен клинок – повнушительней того, что выронил Мечеслав. По голосу ему было не больше лет, чем самому Мечеславу.

И тут Мечеслав понял, что сказал напавший на него. И что сказал он это на внятном языке – разве что с незнакомым выговором.

Мгновенное изумление чуть не стоило вятичу жизни. Едва смог отшатнуться, пропуская вровень к груди летевший на него нож. Тыльную сторону сжимавшего рукоять кулака покрывал наколотый узор – солнечный крест в лучистом круге и отходящее от него в рукав деревце.

– Это – за холуя, – молвил сын вождя Ижеслава, подныривая под очередной удар и от души всаживая носок пошевня прямо под кольчужный подол, промеж необъятных штанин. Незнакомец подавился воздухом, но нож выпустил только тогда, когда Мечеслав рванул его руку на себя, выкручивая запястье и со словами: «А это – за пса, придурок!» – ударил коленом в железный лоб.

Стражники уже подбежали почти вплотную, но не вмешивались, видать, не слишком понимая, что происходит. Дерущиеся и сами б дорого дали, объясни им кто – да только было не до объяснений.

– Так ты, значит, не хазарин? – Мечеслав подхватил выпавший нож и швырнул его в того стражника, что бежал вторым, с луком в руках. Не то чтоб он хоть сколь-нибудь любил хазар без луков, но хазар с луками недолюбливал особенно сильно. Бросок заставил бы учившего когда-то отрока Мечшу искусству метания ножей Збоя одобрительно крякнуть – клинок почти беззвучно утонул под краем мохнатой шапки, и лучник навзничь опрокинулся в траву.

– Догадааалсяаа… – сквозь зубы простонал противник, продолжая обеими руками придерживать мотню, выставив острую макушку шлема. Так, согнувшись, он и побежал на наскочившего копейщика – тот уже понял, что врагом ему был Мечеслав.

С этим он оказался прав, но только не понял, что бежавший навстречу кольчужник другом хазарину тоже не был. Охранник только подался в сторону, пропуская кольчужника, и с гортанным воплем занёс копьё для броска, как поравнявшийся с ним ушибленный распрямился и с хрустом впечатал кулак в лицо копейщика. Тот повалился кулём, а кольчужник, перехватив копьё, кинул его Мечеславу, тряся в воздухе свободной рукою.

– Вот же когань твердолобая, чуть кулак не пополам!

Мечеслав подхватил копьё, а странный кольчужник уже выхватывал саблю из ножен валявшегося на земле охранника. Разогнувшись и увидев несущуюся к ним дюжину вооружённых, кольчужник с восторгом завопил:

– Ууух, сколько ж вас, мои харррошие! Эй, с копьём, за спину, прикроешь! Да не жмись, тут же на всех хватит, если только не пожадничаешь!

Вот же дурной, подумал Мечеслав, подскакивая к перекинувшемуся соратником сопернику и чувствуя, что его собственный рот против воли растягивает такая же бешеная улыбка, как и у кольчужника. Сын вождя Ижеслава нисколько не сомневался, что им двоим хватит – и даже с лихвой. Ну дюжина стражи ещё ничего – но тревога уже степным пожаром катилась по просыпавшемуся торжищу, и от палаток и коновязей торопились новые тени, и многие – конные. И как ему теперь искать в этой каше пленниц и вытаскивать их?

– Да кто ты такой?! – проорал он, прижимаясь укрытой плащом спиной к спине кольчужника. Стражники рассыпались полумесяцем, обходя пару с боков. – Откуда взялся на мою голову?!

Мимо пролетела стрела, но её свиста Мечеслав уже не услышал. Дружный крик нескольких десятков глоток расколол ночь:

– Ррррусь!!!

Из ночной темноты, топорща длинные прямые копья, выступил ряд воинов в дюжину щитов. За ним – второй такой же. И ещё. И ещё. Берег содрогнулся от ровной поступи десятков ног, шагавших вперёд единым шагом – и вторым, и третьим. «Надо ходить уметь – шаг в шаг. Всем. Как дышать умеешь, как говорить умеешь», – выплыло вдруг из детства лицо таинственного волхва Доуло.

Теперь Мечеслав увидел – как это.

– Рррусь!!

Обок плотно сомкнутого строя неслись конные. С дальнего бока – больше в островерхих башлыках, с ближнего – в стальных островерхих шлемах, с теми же зубцами надо лбом, как у того, с кем Мечеслав стоял спиной к спине. И такие же шлемы поднимались над рядами щитов, на каждом из которых летела острокрылая птица, похожая на трезубец, и катилась солнечная Ярга.

Бежавшие к двоим парням охранники развернулись и резвее прежнего прыснули назад, к торгу.

– Э…эей?! – словно не веря своим глазам, возмущённо заорал кольчужник за спиною Мечеслава, разочарованно опуская саблю. – Не, ну ты видел это?! Псицы дрисливые!! Только ж нача…

– Вольгость! – громом грянуло у них над головами.

Парень, искренне радовавшийся вниманию дюжины вооружённых хазар и так же искренне огорчавшийся их бегству, от этого окрика вжал голову в плечи чуть не по края шлема.

Седоусый кольчужник смотрел с седла на молодого единственным глазом, и такой это был взгляд, что Мечеслав, крепко стоявший с новым знакомцем перед бегущей на них хазарской оравой, тихонько отшагнул в сторону, радуясь, что седоусый смотрит не на него.