Никогда не думала, что мне когда-нибудь придется сказать то, что я сказала, посередине французского ужина: «Может, включить телевизор?»

Просмотрев информацию в телефонах, мои сотрапезники перечислили названия кафе, в которых, судя по всему, была стрельба. Все эти места располагались между тем местом, где мы ужинали, и моей квартирой. Мимо одного из них я шла примерно час назад, направляясь на ужин. Еще одна новость: в концертном зале «Батаклан» террористы захватили заложников. Сегодня, когда я водила старшего сына к офтальмологу, видела перед ним большой туристический автобус. «Батаклан» находится в шести минутах ходьбы от моего дома, где я оставила детей под присмотром бебиситтера.

На французском телевидении – и ни на одном другом канале – никто в точности не знал, что произошло. Но у всех возникло ощущение, что наш город в осаде. Участники ужина просматривали Твиттер и называли примерные оценки числа убитых. Похоже, в «Батаклане» удерживали в заложниках несколько десятков человек. А что на стадионе?

К собственному удивлению, я дозвонилась до Саймона. Он сказал, что взрывы прогрохотали снаружи. Сейчас он в пресс-ложе, добавил он, отправляет сообщение в Твиттер и дает интервью голландскому радио. Испуганный, как все парижане, он оставался журналистом, оказавшимся в эпицентре теракта, потрясшего весь мир. Вскоре мы увидели его по телевидению. Он объяснял, что даже после взрывов (их было несколько) матч не прервался. Болельщики аплодировали французским голам и устраивали на трибунах «волну».

Он позвонил бебиситтеру и узнал, что дети уснули до того, как стало известно о взрывах, и по-прежнему спят. Поскольку «Батаклан» был захвачен и наверняка снаружи еще оставались террористы, я решила остаться на месте. Саймон подождет. Он сам сказал мне: «Главное для всех нас – пережить сегодняшнюю ночь. Дома детям ничто не угрожает. Давай не будем рисковать». Что происходило рядом со стадионом – и будет происходить в Париже – никто из нас не знал. Организатор ужина, итальянец, сказал, что, по всей видимости, стрельбу в нескольких кафе устроила одна и та же группа террористов. Но где они сейчас?

Мой приятель из Нью-Йорка, проходивший подготовку в службах обеспечения безопасности, прочитал в Твиттере, что Саймон на стадионе. Он прислал мне инструкцию, что должен делать Саймон, если рядом с ним поднимется стрельба: «Пусть держится как можно ниже к земле. Если понадобится переместиться, пусть двигается ползком». Этот совет применим не к каждой ситуации. Окажется ли он полезным сейчас? Я отправила рекомендации друга Саймону по почте. Обычно он считает меня чересчур тревожной. Может быть, сейчас он изменит свое мнение? (Позже он сказал, что не получил моего письма.)

Одна пара из числа участников ужина пыталась дозвониться до своих детей-подростков. Я позвонила бебиситтеру. Отправила эсэмэску брату. Ответила на сообщение от человека, с которым была знакома только по Твиттеру. Еще двое гостей получили эсэмэски от своих бывших партнеров, желавших убедиться, что с ними все в порядке.

– Дело хуже, чем в Charlie Hebdo, – сказала я, обращаясь ко всем. Я имела в виду случившееся десять месяцев назад нападение на редакцию газеты, располагающуюся рядом с нашим домом, а затем – на магазин кошерных продуктов. В результате тогда погибло 17 человек. Мои слова были встречены молчанием. Очевидно, все боялись, что масштаб нынешнего теракта окажется еще больше.

Канал BBC показал карту с указанием мест нападения. По сути, это была карта моего района. В новостях говорили не просто о Париже – говорили о моем Париже. О районе, прежде считавшемся «пролетарским», но теперь привлекающем «зажиточную богему» вроде меня.

Французы в массовом порядке публиковали твиты с хештегом #portesouvertes («открытые двери»), предлагая помощь всем, кто оказался на улице. Это выглядело благородно, но рискованно: как в такую минуту решиться распахнуть свою дверь незнакомцам? Полиция выступила с обращением к гражданам не покидать своих домов.

Хозяева дома приготовили для гостей постели. Супружеская пара, ужинавшая с нами, размышляла, имеет ли смысл пытаться доехать до дома на машине. С их детьми не случилось ничего страшного, но они остались дома одни. Саймон все так же был на стадионе.

Французский президент, присутствовавший на матче, объявил о закрытии французских границ. Я узнала, как по-французски будет «комендантский час» – couvre-feu. В новостях передали, что в «Батаклане», возможно, убиты несколько десятков человек. Это с трудом поддавалось воображению.

На стадионе Саймон был в безопасности, но теперь он вместе с несколькими друзьями направлялся домой, в центральные районы Парижа. Мои дети спокойно спали. Бэбиситтер – нет. Единственная мысль, свербившая мне мозг, заключалась в следующем: «Что я скажу им, когда они проснутся?»

В конечном итоге мне не пришлось рассказывать детям об этих терактах. Это сделала бебиситтер. Она провела ночь у нас на диване. Проснувшись, они обнаружили ее в нашей гостиной. Саймон тоже был дома. Он приехал на такси в два часа ночи. Я пришла, когда они завтракали. Я почти не спала. (После этого случая в список вещей, которые я всегда ношу с собой, я добавила маску для глаз и таблетки снотворного.) Мы разрешили детям смотреть мультики, сколько им захочется. Атмосфера в Париже успокоилась, но мы боялись выходить на улицу.

Вскоре я узнала, что некоторые из моих знакомых оказались гораздо ближе к местам событий, чем я. Моя подруга Кармела ужинала со своими дочками дома, когда на улице раздались выстрелы. Ее восьмилетняя дочь, уже слышавшая о стрельбе в Charlie Hebdo, спросила: «Мама, это теракт?» – «Нет, – ответила Кармела, – не думаю. Этого просто не может быть!» Потом она посмотрела в окно и увидела возле кафе «Ле-Карийон» на углу их улицы тела убитых.

Саймон боролся со страхом единственным известным ему способом – писал о том, что произошло. Я узнала о том, что он чувствует, когда прочитала его статьи. «У меня дурные предчувствия, – написал он в статье, которую я нашла в интернете. – Боюсь, что страх опасности может стать новой нормой. Понятия не имею, как рассказать об этом своим детям».

Французские газеты печатали много материалов на эту тему. Эксперты советовали быть с детьми честными. Они основывались на подходе Франсуазы Дольто – знаменитого французского психоаналитика, своего рода французского доктора Спока. Дольто считала, что родители должны говорить детям правду простым языком и помогать им ее переварить, особенно в трудные времена. Дети не обязательно должны быть постоянно счастливыми, но им необходимо понимать, что происходит вокруг них. Как и для взрослых, способность ясно видеть мир критически важна для их благополучия.

Есть реальность, которую надо принять. Дети задавали тот же вопрос, что и взрослые: будут ли новые атаки?

В специальном детском выпуске одной французской газеты предложили на него такой ответ: