…В общем, у Моржова были все поводы ненавидеть Юльку. Ладно там – «не дала»; не она первая, не она последняя. Но на неё он, мальчик, надеялся: ждал, что она научит его любви в плотском, тёплом, нежном (как супермаркет) смысле этого слова. Она сама обещала это сделать. А он к тому же ещё и заслужил. Но Юлька этого не сделала, обманула. И Моржов так никогда и не смог испытать по отношению к любой своей женщине благодарности, потому что больше никогда и не ждал от баб ничего вменяемого, человеческого и разумного. Когда он хотел девчонку, он её и добивался – пусть даже осторожно, деликатно, а всё равно с безразличием к её мнению. Хватит: с Юлькой он слушался-слушался, да ничего не получил. Говоря как в учебниках литературы, Юлька не проявила по отношению к Моржову своих душевных женских качеств. Видимо, она считала душевные женские качества тождественными физиологическим. Однако физиологию Моржову неплохо растолковали Димон Пуксин с Санькой Бананом. И всё-таки Юльку Моржов хранил на солнечной стороне памяти.

Чуланская школа стояла в глубине двора и была компактной, как посылочный ящик. Моржов знал, что Юлька заведует школьным летним лагерем. У входа в школу на скамейке сидели и пили пиво три парня. Рубашки они сняли и обмотали вокруг талий, отчего казались крутобёдрыми, словно девушки топ-лесс. Тела у парней были белые, руки – тонкие, а головы – бритые и мятые. Под скамейкой в пыли валялся проколотый футбольный мяч, словно четвёртая, запасная голова.

Моржов вкатил велосипед в тёмный, прохладный вестибюль – от парней подальше. Дети, что содержались в лагере, сейчас наверняка спали в спортзале. Спортзал находился слева; Моржов пошёл направо. Юлька Коникова в одиночестве сидела в директорском кабинете за столом и пила чай.

Моржов остановился в дверях.

– Купила мама коника, а коник без ноги, – пропел он дразнилку времён их нелепых отношений.

Юлька оглянулась и просияла. Моржов вошёл и потребовал:

– Ну-ка, встань!

Юлька послушно поднялась, лукаво щурясь на Моржова. Моржов по-хозяйски осмотрел её спереди, заглянул за спину вниз.

– Проверяю, всё ли на месте, – сообщил он тоном завхоза.

– Ну и как? – горделиво спросила Юлька, быстро упёрлась рукой в пояс и оттопырила зад.

Моржова ещё в те давние времена потрясала какая-то лаконичная пластичность Юльки – всего два движения, но в них сгустилось и вспыхнуло столько обещания, что у Моржова, как встарь, закипело в голове. Юлька засмеялась и уселась за стол.

– Нужна более детальная экспертиза, – сквозь зубы вздохнул Моржов, усаживаясь напротив.

– Что это за намёки? – тотчас клюнула Юлька.

С переменой девичьей привлекательности на бабью Юлька, пожалуй, только выиграла. Как и многие женщины едва за тридцать, она раздалась вширь, зато яблочно округлилась. По мнению Моржова, Юльку испортила лишь короткая стрижка под мальчика. Моржов считал, что такая стрижка – знак недостаточного мужского участия в жизни женщины. Или переизбыточности её мужских обязанностей. Так сказать, метро-сексуальность, застрявшая в колдобине неналаженного быта.

Относительно Юльки Моржова это ободрило – как свидетельство его дополнительных шансов. Моржов напрягся, выпуская в Юльку целый рой флюидов. Контуры Юльки задрожали: это начинал формироваться мерцоид.

– Никаких грязных намёков! – отпёрся Моржов, зная, что боже его упаси сказать правду: всем планам крышка. – Пошли погуляем? Пообнимаемся, поцелуемся, как дети малые.

– Я же на работе, – с достоинством возразила Юлька.

– Свинти как-нибудь, трудно, что ли?

– Чужие проблемы, конечно, решать не трудно.

Моржов догадался, что Юлька автоматически включила привычный набиватель цены. Правда, сейчас (в отличие от первого захода) Моржов уже знал, чем заплатить проще.

– Тогда я тебя подожду, – сразу сбил цену Моржов.

Юлька быстро сообразила, что прогул и вправду ценится невысоко. Надо торговаться не за это. И вообще, нужны варианты.

– А что мы будем делать? – спросила она.

– Чего пожелаешь. Пойдём в кабак. Или на пляж. Или на набережную пить вино. Или к тебе домой. Или залезем на Спасский собор и будем кидать в прохожих кирпичами.

Юлька размышляла. Её мерцоид набирал плоти и цвета, а Моржов чувствовал, что раскочегаривается синхронно этому процессу. Моржов понял, что Юлька выбирает главное направление, по которому продолжится торг.

– Для кабака я не одета, – сказала Юлька. – На пляж и на набережную мне нельзя – я же учительница. А дома у меня ремонт.

Моржов знал Юлькины житейские обстоятельства, и ему тотчас захотелось встрять и помочь. Денег для Юльки ему было не жалко, а саму Юльку – жалко. В далёкой юности Моржов всегда прикидывал, как девушка станет смотреться его женой. Сейчас же ему всегда было интересно, как он сам может вклиниться женщине в её жизнь. А Юлька была не Милена, которую надо оплатить и потом убедить, что она отдаётся бесплатно. Юлька, принимая услугу, сразу принимала и красноту платежа. «Ремонт-ремонт… – подумал Моржов. – Сколько он может стоить? Если бригаду нанять – тыщ десять». Но ремонт – дело будущего… А сейчас, похоже, оставался только вариант со Спасским собором.

– Значит, никак не выходит пообщаться, да? – уточнил Моржов.

Юлька поняла, что сама себе наступает на подол.

– Н-ну, домой-то можно. – Юлька слегка отработала назад. – Если тебя не смущает извёстка там, обои…

– Чтобы не смущаться, мы зашторим окна и выключим свет.

Юлька с улыбкой закусила губу, внимательно разглядывая Моржова. Моржов видел, как Юлькин мерцоид теплеет стыдливым, пунцовым цветом. Моржов наскочил на Юльку так внезапно, что Юлька не успела выставить преграду в виде требования обязательных приседаний.

Но мерцоид Юльки, блин, молчал и даже начинал меркнуть.

– Борька, это наглость, – сказала Юлька. – Мы не виделись полгода. А ты заваливаешься и сразу тянешь меня чёрт знает куда. Ты хотя бы поинтересовался, как я живу.

– А я знаю. В Ковязине все про всех всегда всё знают. Только власти и милиция ничего никогда не знают. Муж у тебя спился, ты развелась, сын перешёл в третий класс, родители в деревне, живёшь на Индустриальной, двадцать, первый этаж, горячей воды нет, газ баллонами, в школе две ставки плюс классное руководство. Или ты хотела всё это рассказать сама?

– Ты противный, – обиделась Юлька.

– Да ничего я не противный, – отмахнулся Моржов. – Нам с тобой зачем прятаться друг от друга?

– Не забывай, – строго напомнила Юлька о манерах и цене, – что мы никогда не были любовниками.

– И что из этого? – разозлился Моржов. Конечно, говорить так откровенно он не имел права… Хотя, собственно, почему?

– Что-то ты как-то круто подкатываешься… – Юлька поёжилась, словно пристраивала себя в неудобной и жёсткой одежде. – Тебе чего-то надо?