Одно только не смогла она написать: не получилось слово «Твоя», которое обычно предшествовало в их переписке имени.

Ничего. Авось не заметит. Главное – смыться.

Он, конечно, будет волноваться, пытаться вызвонить. Пусть волнуется. Пусть думает что угодно.

Она сейчас должна позаботиться о себе. И только. Вот так – впервые в жизни. О себе. Чтобы дать их союзу хоть какой-то шанс на выживание, ей надо сейчас спасать себя.

Остальное и остальные подождут. Не пропадут. Выживут.

Рыся поменяла свой билет. Ей удалось заказать номер в роскошном отеле (прежде ни за что не пошла бы на подобные траты, хоть и могла себе это позволить).

Боль временами отступала, а потом снова принималась ее терзать. Рыся даже пробежалась по магазинам в надежде отвлечься.

И вот сейчас…

Она стояла совсем одна среди всех этих любопытных зевак-туристов. Она смотрела на воду и шептала ей:

– Раньше была я, и у меня все получалось. А теперь меня нет.

Потому что та, которая сейчас стояла на этом чужом мосту над чужой водой чужого озера, совсем неведомая мне, прежней, женщина. Загнанная в тупик и пустая внутри.

И что с ней делать?

Откуда взять надежду на будущую жизнь?

Говорят: надежда умирает последней. А что происходит с тем, у кого она уже умерла? Этот вопрос я давно себе задавала. Еще во времена, когда была уверена, что знаю про жизнь и людей все и даже больше. Мне часто приходилось произносить всякие притчи, пословицы, поговорки. Они помогали. Удивительное дело: они действительно помогали! Но – другим. Тем, кто обращался ко мне за помощью и верил в мои силы и знания. А мне не поможет ничто. Сколько раз я повторяла, что главные ориентиры человеческого бытия Вера, Надежда, Любовь. И мать их – Софья. Мудрость. Софья – значит Мудрость.

Верьте, надейтесь, любите.

И – рассуждайте. Делайте выводы из прошлых побед и ошибок, копите мудрость.

И снизойдет на вас благодать.

Но что делать мне?

Если утрачена вера?

Потом куда-то подевалась любовь.

И не осталось надежды.

А мудрость… Наверное, ее и не было вовсе. Не успела появиться…

Не успела…

– Я только дождусь звонка от него. Дождусь его голоса. Чтобы заполнить пустоту и мрак внутри. Пустота и мрак во мне – от него. Но когда я его вижу, мне становится легче. И пусть – в последний раз – я услышу его голос. И сделаю это. Уйду с последними отзвуками его речей. Навсегда. Главное сейчас – ждать. Когда-нибудь звонок прозвучит.

Она никогда не мечтала о любви. Не надо ей было никого любить. Она и так знала, что любить будут ее. Все вокруг. И иначе быть не могло.

Потому что она – принцесса. Она – особенная. У нее особенное все – дом, игрушки, платьица, шубки, папа-мама, а главная особенность – она сама.

Еще когда она была совсем маленькая, лет пяти, мама привела ее гулять на детскую площадку, чтобы ребенок немного познал жизнь, пообщался со сверстниками.

– Вот – детки, – сказала мама. – Можешь с ними поиграть. Покажи им свои игрушки. Пусть тоже поиграют.

Игрушки у Натки были лучше, чем у всех. У нее, например, имелась кукла с нее ростом. Если куклу брали за руку, она начинала шагать. Человек шагал, и рядом шла кукла. Глаз не оторвать! Причем не просто шла, а еще пела всякие песенки человеческим детским голоском. Причем песенок кукла знала целую кучу и на английском, и на французском, и на немецком. Это, наверное, затем, чтобы владелицы необыкновенной игрушки, желая подпевать своей куколке, учили слова на иностранных языках. Так, кстати, потом и получилось. Из-за куклы выучилась Натка говорить на чужих языках. И очень даже легко.

А тогда, на детской площадке, она, увидев детей, подошла и предложила им вместе играть.

– Только, чур, я буду принцесса! – сказала она.

Дети посмотрели на Натку с ее кукленцией и сказали, что играть с ней не будут.

– А почему? – спросила Натка.

Она не разозлилась и не обиделась. Ей важно было разобраться, почему дома у себя она принцесса, а тут никому даром не нужна. Даже со своими необыкновенными игрушками.

– А потому, – сказали авторитетные дети, – что принцессы такие не бывают. У принцесс не бывает таких шуб, таких шапок, таких штанов, таких ботинок и варежек.

В общем, Натка в тот раз позорно не прошла фейс-контроль.

Она долго думала над создавшейся ситуацией. До самого вечера. И перед сном спросила папу и маму, которые укладывали ее спать вместе и по очереди читали ей сказки, почему дети во дворе сказали, что таких принцесс, как она, не бывает.

Она думала, что родители сейчас дружно расстроятся и придумают, как ей в следующий раз одеться, чтобы ее взяли в принцессы. Но ничего подобного не произошло.

– Да не бери в голову, – сказала мама. – Ишь, углядели, быдланы! Ничего, скоро тут все выкупят, расселят эти коммуналки клоповые, заедут приличные люди, будешь не просто принцессой, царицей станешь!

– Вот именно, – поддержал папа. – Завидуют, голь перекатная. Еще бы не хватало, чтоб у тебя хоть что-то было, как у них! Будь готова по жизни, что завидовать станут на каждом шагу, причем по-черному. У них-то родители кто? Фактически – нули, нищие. Плодятся – тоже! А дать ничего не могут чадам, кроме зависти. У тебя ведь все заграничное! Мы тебе все покупаем в самых лучших магазинах… Ты – самая красивая девочка. И вся одежда на тебе – самая-самая…

– И папочка твой – один из самых богатых тут людей, – подхватила мама. – И может все эти дома целиком купить, со всеми потрохами. Вот они и ненавидят нас. Понимаешь? Завидуют и ненавидят! Готовься к такой жизни, наша принцесса.

Натка кивнула, что все поняла. Но на самом деле она не очень-то во всем разбиралась. У нее осталось много вопросов. Например, если папа и правда все тут вокруг скупит, с кем она тогда будет играть? И еще: если они такие богатые-пребогатые, почему нельзя купить ей не за границей, а тут обычную одежду, чтоб ее взяли играть другие дети.