Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Например?
– Некоторые смерти из романа не упоминаются ни в летописи, ни в других исторических документах. Я хочу подчеркнуть, что эта рукопись всегда оставалась во владении нашей семьи и неизвестна широкой общественности. Следовательно, тот, кто написал роман, должен был иметь доступ к оригиналу или к единственной известной нам копии, сделанной лично графом Велой, – ответил Яго.
– Значит, есть еще одна рукопись, также неизданная.
– Именно.
– Вы знаете, где она?
– Очень хотелось бы узнать, – ответил Яго. – Ее следы теряются в тысяча пятьсот двадцать четвертом году в Виктории, когда все владения одной из ветвей потомков Дьяго Велы были уничтожены, дворец сожжен, а фамильные гербы в церкви Святого Михаила Архангела изрублены и стерты с лица земли. Хотя именно Вела способствовали строительству храма, крепостных стен и всей этой части города.
– Кто их уничтожил? Кто разрушил все наследие?
– Очевидно, враждебные кланы. В то время несколько семейств боролись за власть в Виктории, а Восстание комунерос[59] только усугубило ситуацию.
– Тебе известны фамилии? Их потомки дожили до наших дней?
– Да, довольно многие: Матурана, Исунса, Ортис де Сарате, Мендоса… Другие исчезли, как, например, Кальеха – уже в семнадцатом веке от их рода не осталось и следа.
– Возможно ли, что украденный экземпляр находится в частной библиотеке одного из прямых потомков этих семей? – прервал я его.
Гектор и Яго обменялись быстрыми взглядами.
– Одно несомненно: кто-то, обладающий необходимыми знаниями, получил доступ к рукописи, прочел ее целиком и написал свою версию дневника, – заключил Яго.
– Я должен спросить для протокола: никто из вас не писал эту версию?
– Разумеется, нет.
– Есть ли вероятность, что ваш оригинал украли, а затем вернули на место?
– Видишь ли, после кражи Кабарсенского котла три года назад мы усилили охрану музея, – объяснил Гектор. – Эта летопись, вместе с другими не менее ценными артефактами из фонда МАК, сейчас хранится в сейфе в подвале здания. Только нам с Яго известны коды доступа. Кроме того, мы храним записи с камер видеонаблюдения; они не удаляются через три недели, как в большинстве систем безопасности. Мы бегло просмотрели их после твоего звонка, несмотря на ограниченность во времени, и поверь: никто, кроме нас с братом, туда не входил. Даже сотрудники музея не знали о существовании рукописи. С другой стороны, нельзя не признать, что история очень странная. Сохранившихся документов двенадцатого века не так уж много, и если ты читал роман, то знаешь, что хроника представляет собой рассказ от первого лица о событиях, которые произошли между тысяча сто девяносто вторым и тысяча двухсотым годами нашей эры. Рыночная цена утерянной копии приближается к нескольким миллионам евро.
– Или долларов, – добавил Яго. – Поверь, ее мечтали бы заполучить многие университеты, частные коллекционеры и ряд европейских или американских музеев. Ты когда-нибудь бывал в Монументальном комплексе[60] в Кехане?
– Честно говоря, нет.
– Жаль. – Он пожал плечами, закрывая хронику. – Тебе следует увидеть творение канцлера своими глазами. Ретабло[61] возле гробницы, которую занимают он и его жена, Леонора де Гусман, является копией. Монахини Доминиканского ордена продали оригинал английскому антиквару в начале двадцатого века. Затем он за немалую сумму перешел в руки американского магната, дочери которого подарили его Чикагскому институту искусств, где он сейчас экспонируется. Поэтому мне кажется абсурдным, что кто-то, заполучив столь ценный документ, ограничился написанием собственной версии событий, произошедших почти тысячу лет назад. Не знаю, поможет ли это расследованию или только добавит тебе головной боли.
Я улыбнулся, от волнения не находя слов.
– Вы даже не представляете, насколько теперь все стало яснее. И последний вопрос, раз уж вы здесь. «Семичастие» Альфонсо Десятого написано на похожем языке?
– Да, кодекс появился в тысяча двести пятьдесят шестом году, то есть позже хроники, – ответил Яго. – Тогда грамматические конструкции и выражения менялись не так быстро, как теперь, поэтому язык очень похож, хотя, возможно, использован толедский вариант.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Вы мне очень помогли.
– Послушай, Унаи… Я знаю тебя как человека весьма благоразумного. Если то, что мы рассказали, окажется полезным для расследования, пожалуйста, не упоминай наши имена ни в каких официальных отчетах, – повторил Гектор, когда мы трое поднялись на ноги.
– Не волнуйся, что-нибудь придумаю. И раз вам нужна конфиденциальность, лучше я не буду вас провожать на улицу. Здесь меня все знают.
– Хорошо. Если мы можем еще чем-то помочь, ты знаешь, где нас найти, – добавил Яго, на прощание крепко пожимая мне руку.
* * *
Я подождал, пока они спустятся. Хотя еще предстояло привести мысли в порядок, у меня в голове уже начала оформляться кое-какая теория. Кто мог унаследовать похищенный экземпляр летописи? Кому не нужны деньги? Кто обладает навыками, необходимыми для чтения документа, написанного в двенадцатом веке?
В этот момент у меня в заднем кармане завибрировал телефон. Увидев имя на экране, я сразу же взял трубку.
– Лучо, ты-то мне и нужен.
«По твоей милости я поссорился с женой, приятель», – добавил я про себя.
– Ты где-то в центре? – поспешно спросил он.
– Да, встретимся за чашкой кофе на площади Белой Богородицы.
– Через десять минут, идет? – тут же согласился он.
– Ладно.
Я спустился в кафе неподалеку от дома, нашел самый дальний столик и сел ждать. Посетители рассеянно смотрели в окно на площадь, помешивая кофе с молоком и доедая пинчос. Лучо затушил сигарету в дверях и, прежде чем опуститься на стул рядом со мной, перекинулся парой фраз с официанткой.
– Эй, как жизнь? – сказал он вместо приветствия.
– Ты в курсе, что я на тебя очень зол?
– Слушай, Кракен…
– Унаи. Меня зовут Унаи. Я твой друг детства, а не знаменитость, в которую ты меня превращаешь газетными заголовками.
– Как скажешь, Унаи. Такая у меня работа. Вы с Тасио Ортисом де Сарате сцепились, словно два барана. Разве я мог пройти мимо? Люди должны знать, что он вернулся и каким-то образом причастен к этим убийствам.
– Стоп, Лучо. Кто сказал, что Тасио связан с убийствами? Ты уже забыл, что он провел двадцать лет в тюрьме по ложному обвинению? Если общественность вновь на него ополчится, виноват будешь ты. Ладно, он настоящий засранец, но и ты не лучше, если настраиваешь людей против него. Что у тебя есть? Наш с