В Коммуне остановка.

Другого нет у нас пути –

В руках у нас винтовка.

Как пишет Платонов, «слова о революции-паровозе превратили для меня паровоз в ощущение революции».

Но и это ещё не всё. На Платонова, особенно в начале – середине 1920-х годов, сильное влияние оказали Александр Богданов, считавший организацию и машинизацию общества, и в частности рабочего времени, главным средством переустройства мира, а также поэт и теоретик Алексей Гастев, родоначальник так называемой НОТ – дисциплины о «научной организации труда». Как отмечает исследовательница Мария Левченко, в идеологии созданного Богдановым Пролеткульта «машина воспринимается как универсальное орудие преобразования мира. Она преодолевает историю, устремлена в будущее, в высь, в пространство. Возникает пролеткультовский принцип человека-машины и, соответственно с этим, положение о том, что любовь к машине выше как к более совершенному устройству, чем любовь к отдельному человеку».

Как Платонов добивается того, что его язык не похож ни на чей другой?

Для начала нужно сказать, что платоновский язык в большой степени напоминает язык крестьян – это очевидно из крестьянских писем двадцатых годов, отправленных в ЦК или в газеты. Вот, например, как пишет в 1926 году крестьянин С. Р. Наймушин Сталину о необходимости усилить борьбу с религией: «Долой обман… у нас ещё не кончен нравственный переворот старого обычая, а именно: существует ещё религиозный дурман, который играл и играет на струнку капитализма». А вот комсомольцы небольшой деревушки Лалакино Нижегородской области объясняют в 1926 году провал своих попыток наладить кооперацию:

Для красной коперацыи наступила страшно трудная епоха. Граждане, тёмный полчища кулаков и буржуазной контрриволюцеи ломают неприступную гору нашей кооперативы. Черьви и гады калаки буржуазные елементы клюют нашо пролетарское тело, как злые коршуны курицу.

Но это, конечно, не отменяет удивительного своеобразия платоновского языка. Как устроено это своеобразие, из чего состоит его непохожесть?

Один из самых частых платоновских приёмов – нарушение сочетаемости: «Дванов встал и пошёл на отвыкших ногах»; «Копёнкин махнул на них отрекающейся рукой»; «Захар Павлович сказал стесняющимся голосом предупредительные слова». В первых двух случаях Платонов как бы приписывает отдельным органам и частям человеческого тела признак по действию – то есть возможность автономно совершать те действия, которые совершает человек целиком: это человек может отвыкнуть или отречься. В третьем случае такое действие – стесняться – приписывается уже даже не органу, а голосу: оказывается, что рука, ноги или голос – тоже в каком-то смысле отдельные «люди» или по крайней мере «действующие лица». Иногда Платонов идёт ещё дальше: «Ночь тихо шумела молодыми листьями, воздухом и скребущимся ростом трав в почве»; «Строй звёзд нёс свой стерегущий труд над ним»; «С воодушевлённой нежностью и грубостью неумелого труда автор слепил свой памятник». Здесь признак по действию приписывается уже не предмету, а состоянию или свойству: «скребущийся рост», «стерегущий труд». В результате, как отмечает исследователь Владимир Заика, описываемое свойство отчуждается, становится отдельным, самостоятельной сущностью.

В других случаях признак вещи или явления описывает их причины: «Хаты стояли, полные бездетной тишины» (причиной тишины является отсутствие детей); «Над всем Чевенгуром находилась беззащитная печаль» (причиной печали является беззащитность). Используемый Платоновым приём как бы сворачивает причинную связь, которая иначе требовала бы более развёрнутого пояснения, – и это одна из причин, по которой платоновский текст трудно читать: мы должны сами обратно развернуть свёрнутое, чтобы понять сказанное. Нарушением сочетаемости Платонов добивается того, что Виктор Шкловский называл остранением. Усилие, которое требуется от нас, позволяет преодолеть автоматизм восприятия: предмет или действие описываются не так, как их принято описывать, а так, как если бы писатель – а вместе с ним и мы – видел их впервые в жизни. Знакомое в них предстоит ещё разглядеть, отделить от незнакомого. И это позволяет нам увидеть, что знакомого в «знакомом» гораздо меньше, чем нам казалось. А незнакомого – гораздо больше.

Михаил Шолохов. Тихий Дон

О чём эта книга?

«Тихий Дон» – эпопея о донском казачестве в годы Первой мировой и Гражданской войн. В центре сюжета – Григорий Мелехов: его роман с замужней соседкой Аксиньей, подневольная женитьба на другой, бегство с родного хутора. Григорий воюет, ищет истину, мечется между красными и белыми, женой и возлюбленной, теряет всех своих близких – и в финале оказывается в полном одиночестве с маленьким сыном на руках. Роман, претендующий на статус советских «Войны и мира», – редкая для подцензурной литературы панорама Гражданской войны, увиденной с разных точек зрения.

Когда она написана?

Шолохов утверждал, что первые наброски к будущему роману сделал в 1925 году. К тому моменту двадцатилетний автор уже опубликовал несколько рассказов в «Журнале крестьянской молодёжи» и газете «Молодой ленинец», кроме того, готовился к печати его первый сборник малой прозы «Донские рассказы». Согласно воспоминаниям писателя, записанным его биографом Валентином Осиповым, Шолохов планировал создать роман об участии казаков в походе генерала Краснова на Петроград[312]. Однако уже к концу года он от этого замысла отказался, а наброски к той, первой, версии «Тихого Дона» не сохранились.

Судя по пометке на первом листе рукописи, Шолохов начал работу над новой версией «Тихого Дона» 6 ноября 1926 года. Следующие два года писатель собирал материалы в библиотеках и архивах, изучал историю донского казачества, мемуары генералов Краснова[313] и Деникина[314], встречался с реальными участниками Гражданской войны на Дону, в частности георгиевским кавалером Харлампием Ермаковым.

Михаил Шолохов. 1936 год[315]

Первый том романа был завершён к весне 1927 года, второй – через год, к началу 1928-го. Ещё через год был окончен третий том, но его публикация, начатая в 1929 году, по ряду причин была остановлена и возобновилась только в январе 1932-го. Чтобы книга увидела свет, Шолохов обращался за помощью к Горькому и Сталину и даже написал ещё один роман – оправдывающую коллективизацию «Поднятую целину».

Дольше всего Шолохов работал над четвёртой книгой «Тихого Дона»: о намерении писать продолжение он заговорил ещё в 1932 году, но завершена книга была только в 1940-м. Шолохов тогда уже был официальным лицом – заседал на партийных и писательских съездах, занимался организационной работой, стал членом Ростовского крайисполкома и депутатом Верховного совета. На писательство времени оставалось мало.

Как она написана?

«Тихий Дон» следует структуре романа-эпопеи: в центре повествования – герои, связанные друг с другом семейными узами и романтическими отношениями; на их судьбу оказывают влияние реальные исторические события, войны и революции.

Самая яркая отличительная черта романа – язык, которым наполняется эта старая, даже архаичная сюжетная схема: специфический, полный южных регионализмов («вечерять», «здорово дневали», «гутарить», «станичники»). Причём язык этот характерен не только для персонажей, но и для повествователя. Впрочем, стилистика внутри романа постепенно меняется: если первые два тома почти полностью написаны на южном наречии, то в третьем и четвёртом красочных регионализмов гораздо меньше. Там им на смену приходят сильные, экспрессионистские образы (самый запоминающийся – чёрное солнце, которое видит Григорий после гибели Аксиньи). Именно эта перемена превращает «Тихий Дон» в роман о потере идентичности, о стандартизации языка в результате мировых катаклизмов. Характерный пример – вернувшийся из плена Степан Астахов, который поражает казаков своей скованностью и искусственностью, в том числе и в речи.

Кроме того, в структуру эпопеи Шолохов вводит персонажей как будто «нероманных» – казаков, которые раньше становились скорее героями очерков и рассказов (например, у Толстого). Главные герои эпопеи – будь то «Илиада» или «Война и мир» – традиционно активные творцы истории, представители высших слоёв общества. Автор «Тихого Дона» их заменяет на «обычных» людей, которые становятся участниками исторических событий не по праву рождения, а благодаря стечению обстоятельств и собственным усилиям: Григорий Мелехов выслуживается до офицера, его ценят и в царской, и в Белой, и в Красной армии.

Как она была опубликована?

История публикации «Дона» сама могла бы стать сюжетом детективного романа. Завершив первый том в конце 1927 года, Шолохов приехал